Чьи в лесу шишки?

    Институт леса и ореховодства, как ему и положено, находится не в стенах здания НАН, что высится в центре города. Петляя окольными путями по недальней окраине Бишкека, дорога вывела нас в удивительное место, особенно приятное после городской сутолоки и толчеи. Роща стройных тридцатиметровых деревьев более чем 120 пород красовалась на 12 гектарах. В течение полувека на территории бывшего пустыря она поднялась усилиями энтузиастов–лесоводов. Эшалы Турдукулов, директор Института леса и ореховодства, доктор биологических наук, профессор, руководит этим академическим подразделением шестой год.
    Нужны ли государству леса?
    — Расскажите, пожалуйста, неискушенному читателю, чем занимается ваш институт?
    — Институт леса и ореховодства — научно–исследовательская структура. Он был организован в 1992 году по инициативе и под руководством известного ученого–лесовода Петра Алексеевича Гана. Это единственный в Центральной Азии специализированный институт.
    Не стоит путать нашу работу с деятельностью Госагентства по охране окружающей среды и лесного хозяйства (ранее называвшегося Гослесслужбой), которое имеет целью и задачей ведение лесного хозяйства. И хотя мы решаем общую проблему озеленения, мы — научные сотрудники, которые должны сохранить то, что растет, не вмешиваясь в дела природы.
    В республике сейчас хватает проблем, связанных с лесами. Недавно я выступал на собрании Национальной академии наук и скажу откровенно, моя речь была резкой и критичной. (Собеседник протягивает текст выступления.)
    — В адрес кого? Или против кого?
    — Речь шла о безобразном отношении государства к лесам и вытекающем отсюда равнодушии чиновников. Главная проблема — нужна ли лесная наука республике? Леса в республике занимают небольшую площадь — 4,25 процента территории, или 849 тысяч гектаров. Для сравнения: в Швейцарии, по площади примерно равной Иссык–Кульской области, леса занимают 29 процентов.
     Отсюда и первая проблема — увеличить лесистость республики, создавая искусственные массивы лесов. Вторая тоже не из маловажных — спелые и перестойные деревья составляют почти половину всего объема, а молодняк — лишь двенадцатую часть. Наши леса стареют. Необходимо проводить масштабные лесовосстановительные рубки и рубки ухода, убирая деревья старые, кривые, низкокачественные, которые мешают молодым. Тогда леса дадут качественную древесину.
     И следующая проблема — леса больны, они остро нуждаются в защите от вредителей и болезней. Мы знаем, сколько там вредителей, как с ними бороться, но чтобы не ухудшать экологическую ситуацию, должны применять не химические, а биологические методы.
     Поколение иждивенцев и зарубежная помощь
    В последние лет пятнадцать леса в республике подвергаются варварскому уничтожению. В поездках по республике повсеместно видишь пни вместо недавних рощ. Местное население, как правило, не озабочено новыми посадками вместо вырубленных деревьев. Можно сказать, выросло поколение иждивенцев, потребляющих на халяву данное природой и усилиями отцов и дедов. Осенью по всей республике горят горы, подожженные чьей–то небрежной рукой. Так, в предгорьях столицы погибла часть фисташковых насаждений, заложенных нашими отцами и дедами для укрепления склонов, предупреждения селей и оползней.
    — Что такое лес в плане экономических выгод для страны?
    — Леса в первую очередь выполняют водоохранные, защитные, санитарно–гигиенические и оздоровительные функции. Главное, конечно, древесина. В результате санитарных и лесовосстановительных рубок республика ежегодно получает около 50 тысяч кубометров древесины, обеспечивая всего десять процентов потребности.
     Кроме того, не забывайте грибы, лекарственные растения, ягоды. Но не менее важны для экономики плоды ореха из южных орехово–плодовых лесов.
     — Можете ли вы своей деятельностью противостоять варварскому истреблению лесов?
    — В советское время везде стояли таблички и плакаты “Берегите лес”. Мы действуем в иной форме, исследуя состояние лесов в экспедициях и, конечно, проводя беседы в лесных хозяйствах и населенных пунктах о необходимости беречь эту ценность.
    Хотя сейчас по финансовым причинам лесоводам крайне сложно выезжать в экспедиции. Такие возможности у нас есть лишь пока мы работаем в тандеме с иностранными партнерами.
    — Расскажите о партнерах подробнее. Кто они и надолго ли к нам?
    — Прежде всего это Кыргызско–Швейцарская программа поддержки лесного хозяйства, с представителями которой мы в тесном контакте уже 11 лет. Они берут на себя все расходы по экспедиции, сбору материалов, обучению молодых сотрудников. Есть и другие проекты по отдельным видам фауны. К примеру, с французским партнером из Института лесного, сельского хозяйства и экологической инженерии г. Нанси в рамках проекта “Джамп” мы изучаем горные арчовые леса. В рамках проекта “Орех — лес” нашим партнером является Швейцарский технологический университет. В проекте по типологии лесов мы работаем тоже с французами. Есть задумки и по трем другим проектам, но они пока на стадии рассмотрения.
     — На какой срок рассчитаны партнерские программы?
    — С 1995 по 2007 год. Дольше они оставаться не намерены, считая, что выполнили свою миссию в нашей стране, оплачивая прикладные исследования.
    Но нам больше нужны фундаментальные научные исследования. Прежде всего необходимы деньги на разработку новейших технологий выращивания посадочного материала. С целью не только озеленить города и села, но и горные массивы нашими доминирующими хвойными культурами — тянь–шанской елью и елью Шренка. Мы хотим также расширить ассортимент наших лесов, получая посадочный материал из других регионов (Сибири, Прибалтики, Кавказа).
    — А каков тут вклад Национальной академии наук и правительства?
    — К сожалению, лишь в виде мизерной зарплаты, потому что расходы на науку в бюджете не предусмотрены. Правительству мы подали проект на семьсот тысяч сомов “Создание защитных лесных насаждений на горных склонах с целью предотвращения эрозионных процессов, паводков и оползней”. Эта проблема связана с человеческими жизнями, безопасно-
    стью людей. Но уже в течение полутора лет власти (как старые, так и новые) не могут рассмотреть эту заявку.
    Кадры решают все
    — Откуда к вам приходят кадры?
    — В советские времена республика не имела ни одной лесной кафедры ни в одном местном вузе. Лесоводы приезжали к нам из России, Алма–Аты и Ташкента. Но хотя в Караколе, Бишкеке и Джалал–Абаде открылись лесные кафедры в университетах, все же отмечается слабая подготовка выпускников. Сказывается невысокая теоретическая база научно–преподавательских кадров. Отсюда и дефицит специалистов. Но даже имеющиеся выпускники не идут в науку, поскольку считают оплату унизительной — средняя зарплата сотрудников института не превышает полторы тысячи сомов.
    Научных сотрудников, составляющих гордость института, осталось около тридцати. Среди них кандидаты наук, опытные кадры, но вот молодежи, к сожалению, у нас очень мало, не более пятнадцати процентов. Утешаюсь тем, что они настоящие фанаты своего дела, работают по сути на голом энтузиазме.
    В начале мая Феликс Кулов во время посещения НАН КР пообещал провести в ближайшее время совместное заседание правительства и президиума академии для решения наших проблем, но оно еще не состоялось.
    — Какова ваша экспериментальная база?
    — Пока у нас есть два опытно–экспериментальных хозяйства. В Аксуйском лесоопытном хозяйстве на Иссык–Куле отрабатываются технологии и всевозможные методы выращивания посадочного материала. Этот питомник специализирован в основном на хвойных породах, которых там более ста двадцати. Породам уже более полувека, значит, на них можно изучать лесоводческие свойства — как их выращивать на склонах гор. А в Сары–Булаке (Чуйская долина) растут в основном деревья, привезенные из других регионов и районированные к местным условиям.
     Орех — богатство юга
    — Расскажите, как обстоит дело с ореховодством?
    — Поскольку местные грецкий орех, миндаль и фисташка с их уникальным вкусом и полезными для здоровья свойствами вполне могут стать весомой статьей экспорта, следовало бы ожидать, что страна проявит больший интерес к производству такого продукта. Надо сохранять этот уникальный лесной генофонд, созданный природой.
    Когда–то у нас на юге была мощная экспериментальная база — Южно–Кыргызская орехово–плодовая станция. Потом ее у нас отобрали и организовали Джалал–Абадский институт биосферы. Но партнеры заключают договоры по ореху именно с нами. Мы ищем лучшие формы природного ореха, чтобы создать питомник и культивировать ценный плод. Но следует учитывать две цели, для которых мы работаем: нужны ли нам плоды ореха или важнее ореховая древесина? Если первое, то надо сохранять генофонд орехово–плодовых лесов и выводить лучшие сорта и формы, а если ориентироваться на древесину — то создавать промышленные плантации. Причем уточню, что в лесах наряду с орехом растут и дикорастущие сорта яблок, груш, алычи, сливы, превосходящие по вкусовым качествам садовые виды. Разве это не генофонд — яблони Недзвецкого и Сиверса, занесенные в Красную книгу?
     — Куда идет ореховая древесина?
    — К сожалению, мебельной промышленности у нас сейчас нет, есть только кустарные фирмы. Но в республике некоторое время назад были заключены договоры с турецкими фирмами на поставку древесины ореха. Леса вырубаются хищнически, без соблюдения санитарных и иных норм. Поэтому возникает закономерный вопрос: кто же хозяин ореховых лесов? А если нет хозяина, то отсюда и вырубка, и браконьерство, и прямой вред природе. Кто позволяет это безобразие? Если бы знать это, было бы с кого спросить.
    Елена Мешкова.
    Фото Владимира Воронина.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/14510/