Распечатать: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру РаспечататьОставить комментарий: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру Посмотреть комментарии

18 ноября 2005

КАРЬЕРА

Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру

    В шутку его называют “таможенником Руссо”. В нем тоже уживаются живописец и служащий таможни. Но в отличие от знаменитого француза Таалайбек Усубалиев — профессиональный реставратор, единственный в стране, выпускник ленинградской Академии художеств СССР. Именно он “подлечил” картины двух мэтров русского авангарда из фондов нашего национального музея изобразительных искусств. Те самые, нераскрытая кража и таинственное возвращение которых наделали столько шума нынешней весной. (“Фалька и Лентулова отреставрировали”, МСН, 16 ноября).
    В его мастерской холодина. На стенах леденеют пейзажи и портреты. На мольберте — изображение романтической молодой женщины в открытом платье.
    — Моя жена Айгуль — “представляет” ее Таалайбек.
    Бедняжка, неужто она позирует в этом леднике? Околеть до конца беседы нам с ним не дал самовар, дышащий теплом и жизнью.
    — Таалай, вы реставрировали работы художников “Бубнового валета” в собственной частной мастерской, своими материалами. И сами предложили музею бескорыстную помощь.
    — Да, ведь картины в таком состоянии не должны лежать… А у музея нет денег.
    — Там нет и условий для реставрации, нет оборудования?
    — Нет. Когда я закончил институт и стал заведовать реставрационной мастерской нашего музея, никакого оборудования не видел. Реставрация не велась, только так, по мелочам. Я много раз обращался к министрам культуры — и к
    Д. Назарматову, и к Ч. Базарбаеву. Они обещали помочь, но не получалось: то, говорили, 1000–летие “Манаса”, то еще какие–то праздники, то денег нет. В 1994 году ходил на прием к Осмонакуну Ибраимову. Он выслушал, но в его глазах я не прочел большого желания поддержать меня. Хотя деньги я просил не для себя, а для реставрации культурных ценностей, которые уже тогда остро в этом нуждались. А ведь уже сколько лет прошло!
    Наученный опытом, он не ходил больше ни в Госкомиссию по культуре, ни в новое министерство.
    — Ни разу. Заранее знаешь: ничего не решат. Год назад мы написали проект в Швейцарское бюро, но ответа нет.
    Теперь он старается привлечь “бизнесменов–патриотов, которые, может быть, помогут”.
    — Ведь находятся спонсоры, которые поддерживают художников при поездке за рубеж. Выделили бы, скажем, тысячу — полторы тысячи долларов, можно было бы несколько работ отреставрировать. Эти деньги не для меня, а только чтобы купить материалы: холст, краски, папиросную бумагу, которая необходима для укрепления. Химикаты. Подрамники заказывать. Не так уж дорого, здесь у нас есть, но и это не получается.
    Нужны и специальные холодильники для химикатов, и чтобы клей плесенью не покрывался, установки для ультрафиолетовых и инфракрасных лучей. И помещение должно быть светлым, с постоянной температурой, чтобы картины не портились. Пользуется он не специальными инструментами и микроскопом, те очень дороги, а медицинскими. О рентгеновской установке, тоже нужной для работы, и говорить не приходится.
    — Я уже молчу о запасниках, даже просто прохожу по экспозиции, вижу: и там некоторые вещи нуждаются в моей помощи. В залах то жарко, то холодно, холсты то сжимаются, то растягиваются, и, естественно, краска отлетает. Живопись, если даже хранится в идеальных условиях, портится со временем. За ней надо ухаживать, следить за ее состоянием.
    — Таалай, художник — это так заманчиво, а вы почему–то поступили на “реставратора”...
    — Меня все отговаривали: иди лучше на живопись. Но мне всегда была интересна техника старых мастеров, я их до сих пор люблю и в некоторых своих работах им как бы подражаю. И когда я узнал, что только реставраторы все это изучают углубленно, я не колебался в выборе профессии. Чтобы проникнуть в тайну мастерства. Ведь прежде чем приступить к делу, реставратор изучает, в какой манере написана работа.
    Мальчик из нарынского села Жан–Булак рисовал с детства. Хотя стать собирался лесничим, чтобы защищать от браконьеров животных, которых очень любил. Но поступил в художественное училище: отец, когда привозил сына во Фрунзе, обязательно водил его в музей, показывал картины.
    — И мне открылся другой мир.
    Конкурс в Академию художеств был большой — семь человек на место. До экзамена допускали только прошедших творческий отбор — по работам. Его допустили. Это — высшее достижение, думал он. Не поступлю, на сто процентов уверен. И поступил.
    — Главное для реставратора — уметь копировать. Мне попался превосходный портрет старушки кисти неизвестного художника. Для работы отвели несколько сеансов по три часа. Хитрости там не проходят: на подрамник с натянутым холстом ставят печать — не подменишь, возле двери сидит женщина, никого не пускает. Копии потом развешивают без имени автора. Выбирают по работам.
    Его копия понравилась профессору Девятову, завкафедрой реставрации. “На высоком уровне”, — похвалил он.
    — Когда поступили, Девятов спросил нас: “Вам действительно нравится реставрация или вы, как медики, — в белом халате, все красиво, а как в морг зайдут — в обморок падают? Здесь то же. Когда “тяжелую” работу увидите, сильно испорченную, чтобы не пугались. Вы должны ее вернуть к жизни.
    Ему довелось увидеть “тяжелейшую”.
    — Когда я учился, в Эрмитаже облили кислотой “Данаю” Рембрандта. Чтобы спасать ее, собрался весь цвет реставраторов СССР, эксперты из–за рубежа. И мы присутствовали. Удивительно. Кислота же разъедает. А Рембрандт писал очень пастозно, поэтому что–то осталось… Только сумасшедший мог пойти на такое. Смотришь — и душа плачет. Нам повезло: мы видели процесс реставрации. Как в драгоценный холст, изуродованный, вдыхают жизнь. И я еще больше влюбился в реставрацию.
    Он вернулся в Бишкек. Темпераментный, горячий — буду работать! Наконец–то у нас есть собственный реставратор! — воскликнула тогдашний директор Салима Сардиевна Хавазова. А условий никаких…
    Тогда, в 1994 году, из страны уезжали русские, евреи, немцы. И вывозили семейные реликвии, произведения искусства. Все это уходило за границу. Требовался специалист, чтобы контролировать вывоз. “И А. Лемешенко пригласил меня работать на таможню”. Он стал борцом с контрабандой художественных ценностей. Но музей бросить не мог и продолжал сотрудничество.
    — И как, чувствовали себя в своей тарелке на таможне?
    — Было очень тяжело, я же не таможенник, я в душе художник. Через полгода хотел уйти. Но друзья уговорили. Закончил юрфак.
    — Серьезные случаи контрабанды случались?
    — Работник “Кумтора” вывозил иконы, картины, старинные монеты. Задержали. Монеты передали в Минфин, а живопись — в музей. Авторы полотен неизвестны, но иконы старинного письма, где–то века XVII. Здесь у частников очень много ценных работ. Когда мне говорят, деньги нужны, можете найти мне покупателя? Я отвечаю, хорошо, если бы государство приобрело. Но у него самого денег нет. А вещи попадаются очень качественные, пусть неизвестных художников, по каким–то причинам мы их не знаем. Но любой эксперт, любой искусствовед скажет: они выполнены на очень высоком уровне, это рука одаренного мастера.
    Собственную живопись Таалай тоже не бросает. Пишет, выставляется. В том числе ежегодно вместе с коллегами из КР — в Центральном доме художника в Москве. В будущем году ему предстоит поездка в Париж “по линии” ЦДХ.
    — Чего ждете от этой поездки?
    — Многого. Не просто написать этюды, а написать там, где творили импрессионисты, побывать в их мастерских. Как всегда, хочу наведаться в реставрационные центры, наладить контакты. Допустим, на таможне меня отправляли в командировку в Москву, а параллельно я побывал в институте Грабаря, в реставрационном, через них познакомился с руководителем, который проводит атрибуцию и экспертизу произведений искусства. Я тоже как специалист, участник конференции, где реставраторы, искусствоведы решают проблемы.
    Одна из проблем — отношение к памятникам.
    — Раньше реставрацию понимали так: полностью переписать вещь. Особенно это видно на иконах, под микроскопом, как дописывали, послойно. Сейчас подход другой — сохранить авторскую живопись, оригинал.
    — А если вам приносят вещь, которую прежний ваш коллега переписал?
    — Мы аккуратно снимаем это. Если убрать до холста, до грунта, подводим реставрационный грунт и восстанавливаем.
    — Что значит “реставрационный грунт”?
    — Если красочный слой отлетел вместе с грунтом, мы проклеиваем послойно, как делал автор. Восстанавливаем утраченные куски. Чтобы работы дальше не разрушались. Это дело тонкое: неправильно подведешь реставрационный грунт, клей, например, крепкий возьмешь, можешь еще повредить.
    Есть авторы, которые вообще не соблюдают технологию.
    — Суют в живопись и “левую” краску, даже для пола. Или вместо покровного художественного лака используют паркетный. Это все приводит к быстрому разрушению. Бывает и без грунта пишут, по проклейке. А она же, как пленочка. И краска отслаивается. Задача грунта — держать живопись. В иконах подход был другой.
    С иконами он много работал. Однажды ему принесли на реставрацию позолоченную.
    — Кусочек позолоты отвалился. Я шприцем, как врач, вводил туда клей — укрепить красочный слой. Позолота прямо плавала. Процесс был сложный. Но восстановил.
    Редчайший случай — когда утраченные места подгоняют под авторскую живопись. Музеи на это не идут. Зато частные заказчики всегда просят.
    — Когда я узнала, что Фалька и Лентулова не везут, скажем, в Москву, а реставрируете вы, я посомневалась: в таможне вы явно утратили то, что набрали в академии, в Эрмитаже…
    — Конечно, я бы утратил, если бы ходил каждый день на работу. Я специально попросился в аэропорт и работаю сутки через трое. Эти трое я занимаюсь творчеством. Но времени не хватает: я же еще преподаю в Академии художеств реставрацию.
    Но только теорию. Для искусствоведов. Чтобы готовить реставраторов, нет базы.
    Таалайбек трепетно относится к профессионалам и часто повторяет слова профессора Преображенского из любимого фильма “Собачье сердце”: “Каждый должен заниматься своим делом”. Он, кстати, почему–то предпочитает картину, а не оригинал Булгакова.
    — Я — капитан, и это потолок, майором мне не стать: моя должность инспектора не позволяет. Я сознательно не соглашаюсь на повышение, не делаю карьеру. Чтобы заниматься творчеством.
    Уже с первого курса им давали реставрировать “вещи неизвестных авторов, слабенькие, что не жаль испортить. А к концу — произведения довольно известных художников”. Его дипломной работой был портрет великого князя XVIII в. из дворца–музея в Павловске, под Питером. Снимки зафиксировали, как на холсте постепенно исчезают отметины, осыпавшиеся места. Работу он защитил на “отлично”, автор получил реставратора первой степени. Картина возвращена в Павловский музей.
    Кто бы мог подумать — оказывается, реставратор должен рисовать лучше живописца! “Потому что попадаются очень тонкие работы, которые нужно подогнать”.
    Однажды ему показали копию с “Портрета Оливареса” Веласкеса кисти Чокморова.
    — Да, похоже, но это был Веласкес Чокморова — смеется Таалайбек. — Живописец, копируя, передает свое видение, а реставратор — авторский стиль. Недаром у нас копия — с первого по шестой курс, а у живописцев — всего один курс. Когда копируешь — изучаешь манеру письма художника.
    — Вы могли бы с натуры написать, скажем, в манере Рубенса?
    — М–м… Когда я взял на реставрацию работы Фалька и Лентулова, музейные работники пошутили, намекая на то, что вместо оригиналов им сначала подбросили фальшивку: “Таалай, ну уж если ты подделаешь, мы точно не узнаем!” — смеется. — Конечно, если я захочу, сделаю. Нас этому учат.
    — А как вы можете доказать, что не подделку вернули? Есть какие–то механизмы?
    — Да. Участки работы фотографируются в увеличенном виде. С тыльной и лицевой стороны. Чтобы так подделать, надо с микроскопом подгонять.
    — Эти участки, как отпечатки пальцев, можно идентифицировать?
    — Вот–вот! Именно! С наружной и тыльной стороны знаменитый поддельщик сделает, а внутрь–то не залезет! По рентгенограмме структуры ткани, рисунка можно узнать.
    Однажды он был в Турции как живописец — зарабатывал и заодно отдыхал. Приходилось делать много копий с работ импрессионистов — один к одному.
    — Что удивительно: краски еще не высохли, а турки уже успевали картины продать! “Ничего, — говорили, — покупатели все поймут!” — смеется.
    Свои вещи он пишет долго, соблюдая технологию старых мастеров. Работает с натуры, в реалистическом стиле.
    — Когда мне заказывают портрет, я стараюсь познакомиться с моделью, не раскрывая, что я художник, понаблюдать… Портрет — самый сложный жанр. Там кроме сходства надо передать внутренний мир человека.
    — Какие композиторы вам близки?
    — Бетховен и Моцарт. Они возвращают в тот мир, когда женщины были женственными, а мужчины — мужественными. Из писателей — Лев Толстой. Он понимает мир изнутри. А “Собачье сердце” от начала до конца — философия! И фильм очень удачно снят.
    “Мне нравятся слова Омара Хайяма: “Лучше голодать, чем есть что попало. Лучше будь один, чем с кем попало”. Он и сыновей — Улана и Дастана — учит относиться к миру серьезно. На собственном примере.
    — Кругом реклама сигарет, алкоголя. Я не требую: не пей, не кури. Просто сам этого не делаю. Что у нас в стране творится! Я хочу, чтобы мои дети стали не преступниками. А интеллигентами, патриотами своей родины. Стараюсь воспитать их мужчинами. Чтобы не были равнодушными. Будущее в их руках.
    У Таалая друзья живут в Испании.
    — Приглашают меня туда на ПМЖ. Но я люблю свою родину, — говорит спокойно, без надрыва. — Как бы там ни было, я никуда не уеду. В самую трудную минуту бросить страну — это подло. Надо ей помогать.
    Жить он хотел бы в XVIII, XIX веках.
    — Люди другие были, ценности. Вроде высокие технологии сегодня развиваются, в космос летают, компьютеризация — но иногда мне кажется, это во вред идет…
    Зоя Исматулина.
    Фото из архива Таалая Усубалиева.

    


Адрес материала: //msn.kg/ru/news/11996/


Распечатать: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру РаспечататьОставить комментарий: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Таалайбек Усубалиев: Я не делаю карьеру Посмотреть комментарии

Оставить комментарий

* Ваше имя:

Ваш e-mail:

* Сообщение:

* - Обязательное поле

ПОГОДА В БИШКЕКЕ
ССЫЛКИ

ЛЕНТА НОВОСТЕЙ
ДИСКУССИИ

Наши контакты:

E-mail: city@msn.kg

USD 69.8499

EUR 77.8652

RUB   1.0683

Яндекс.Метрика

MSN.KG Все права защищены • При размещении статей прямая ссылка на сайт обязательна 

Engineered by Tsymbalov • Powered by WebCore Engine 4.2 • ToT Technologies • 2007