Игры взрослого возраста, или Цель оправдывает средства?

    Легко управлять людьми невежественными или слабоумными. От обещанной народу перспективы присоединиться к “азиатским тиграм” Акаев с той же легкостью переходит к аттестации его как кочевников в интервью, данном российской “Независимой газете”. Ну что же, многострадальная бумага все вытерпит.
    А вот как общество выносит такие эскапады, не опасаясь повредить себе мозги, — это действительно вопрос вопросов. До сих мы жили без особых желаний присоединиться к “азиатским тиграм”, понимая, что сия перспектива нам не угрожает, если только это не произойдет насильственным путем.
    Но читать про себя, что мы — кочевники, признайтесь, обидно. Если Акаев поуправляет нами еще энное количество лет, эта участь окажется гораздо более вероятной, чем та “тигриная” перспектива, которую еще совсем недавно сулил нам А. Акаев.
    Мы становимся престранным обществом людей, которым, боюсь, предстоит перейти не просто к кочевому образу жизни, а прямо — к пещерному. “Кочевники”… Уж и не знаю, какими их себе представляет Акаев, если видит признаки сходства между ними и народом, перешедшим к оседлому образу жизни еще в позапрошлом веке. Очевидно, всем культурным и образованным людям, которые еще остались в Киргизии, придется теперь цепляться за факты, неопровержимо свидетельствующие, что кыргызы все–таки не такая уж темная и необразованная нация. (Кстати, очень славным аргументом может быть факт присоединения Киргизии к России и принятия вследствие этого более цивилизованных методов управления и судопроизводства.)
    Кочевники — если принять за данность это определение, и об этом свидетельствует обширное изустное наследие — обладали даром слова. Из чего следует: они обладали способностями к коммуникации или общению, что возможно только в том случае, если все члены сообщества подразумевают одни и те же вещи или явления под смысловыми единицами, то бишь словами.
    Сегодня мы все еще говорим слова, выражаемся в высоком стиле, не чуждаемся литературных сравнений, но понимание в обществе исчезло. Даже в достопамятные годы культа личности и застоя “эзопов” язык, к которому были вынуждены прибегать инакомыслящие для контакта с обществом, был полноценным языком общения, не оставлявшим места для недомолвок и недоразумения, правда, общение проходило иногда не без помощи “переводчиков” из КГБ. Но нынче… Само понятие демократии, казалось бы, не дающее повода для широких истолкований, которой заклинают и во имя которой борются и правящая партия, и оппозиция, вместо того, чтобы предоставить базу для объединения, напротив, разъединяет, и даже не по враждующим лагерям (какие они враги, сегодня — здесь, а завтра — там): ведь для того, чтобы быть врагами, надо иметь хотя бы различную идеологию, но даже этого удовольствия лишены оппоненты.
    Интерпретация, даваемая событиям правительственными и оппозиционными газетами, настолько разительно отличается друг от друга, что создается ощущение, будто от двух своих задач — информативной и просветительской — журналисты перешли сразу к пропагандистской, причем в пылу этой пропаганды незабытым оказался и прежний опыт, когда объективность подачи находилась в зависимости от инструкций партии. Если бы журналисты еще озаботились для своей пользы и пользы читателя согласиться на существование некоего глоссария, тогда тоже не утративший искусства читать между строк читатель переводил бы читаемое про себя на общепринятый язык и хоть так добывал бы знание о происходящем, если уж заангажированность дошла до такой степени, что мешает называть вещи своими именами.
    Вот конечный результат необязательного обращения со словом.
    К вольным и невольным, приписываемым или имевшим место грехам Акаева я причисляю и этот грех. По воле судеб ему пришлось оставить свои любимые частицы… или чем уж он там занимался, и перейти к управлению государством. Может быть, есть резон в том, что самое излюбленное образование среди достигших власти — юридическое или экономическое, то есть такое, которое не предполагает вольности в обращении со словом ввиду необходимости придерживаться четкой профессиональной терминологии. Не идеализируя скажем: есть среди них такие, которые вольно обращаются (мягко выражаясь) и с законом, и с чужими деньгами. Но они знают, что делают, и, если есть сообщники, договариваются, используя профессиональный (а может быть, криминальный) жаргон. В любом случае, белое они называют белым, черное черным, и если даже они обеляют свои черные делишки, то и этому есть название и официальное, и неофициальное.
    С Акаевым мы попадаем в непонятное.
    Я разворачиваю газету — ничего не понимаю. За словами должны же быть какие–то реалии, ведь не столько слова, как ни искусно они были подобраны, взывают к читателю, а именно реалии, стоящие за ними. Приходится усомниться в наличии какой–либо обратной связи между властями и обществом, причем речь идет не о противостоянии, а об отсутствии взаимопонимания из–за широко распространенной бесконтрольной узурпации понятий, которые не означают того, что должны означать, по той простой причине, что таких реалий в нашей стране не существует.
    За отсутствием цензуры (упаси Бог думать, что я за цензуру!) необходимо, чтобы публичный человек, кто бы он ни был — депутат, журналист, аким и т.д., — имел своего внутреннего цензора.
    Чему принципы демократии нисколько не препятствуют, а напротив, всячески способствуют. Известно, что “свобода—это осознанная необходимость”.
    Заангажированность, в которой взаимно обвиняют друг друга журналисты, в данном случае не является препятствием.
    Кто вовлекается в бесконечную грызню о том, кто у кого, сколько взял денег и как отработал, тот забывает не только свой журналистский долг перед читателем, который оказывается крайней стороной, а вовсе не последней инстанцией, и говорит о неспособности пишущего не поддаваться на провокации.
    О том, что остатки взаимопонимания датируются еще прошлыми временами, говорит само обвинение “продажная девка империализма”.
    Тому, кто сейчас думает создать задел на будущее и застолбить себе местечко благодаря этим авансам, есть смысл взять некий тайм–аут, чтобы поразмыслить, можно ли в самом деле заработать себе что–либо на черный день таким образом. Гораздо более заслуженные люди, некогда участвовавшие в международных форумах, чтобы известить мир о светлом будущем Кыргызстана, ищут себе место под солнцем в России, и не в каких–нибудь совещательных и представительских органах, а на…Черкизовском рынке, приютившем, говорят, многих наших соотечественников.
    II
    Положение такое, что нам всем иногда приходится заниматься несвойственными нам вещами, такими как инвестигация на тему, есть ли возможность, чтобы пресса дискутировала по проблемам, представляющим общественный интерес, без взаимных обвинений в продажности, не потому, что это обвинение как–то обесценивало бы в глазах читателя все, что печатается (ему вовсе неинтересно знать, кто из какой кормушки кормится), а потому, что существуют обязанности не только перед кормушкой, но и перед профессией.
    Не следует забывать, что демократические корни Акаева весьма сомнительны. Причем речь не о любви его к демократии, особенно в той форме, которую благодаря ему она приобрела в Кыргызстане. Существуют объективные причины, которые накладывают ограничения на “демократизм” Акаева, например, то, что в кресло президента Акаев перешел прямо с должности в ЦК, курировавшей образование и науку. Для тех молодых, кто не знает, это не абы как. Теперь только Акаев обладает знанием того, что нужно обществу и народу. Любое посредничество стесняет его и вызывает раздражение, как если бы его правам миропомазанника был бы брошен вызов.
    Возможно, что ко времени, когда Акаева кинули с чисто академической должности на идеологический фронт, относится постижение им первых азов управления — умения говорить гладко, не чуждаясь некоего жаргона, служащего опознавательным знаком для “своих” и, соответственно, трансформировать эту речь с помощью референтов и машинисток в вариант, годный для употребления широкими массами. Человек начитанный, обладающий цепкой памятью, он вполне справился с этой задачей.
    Дальше больше. Став президентом, все силы ума он бросил на усвоение трудов Макиавелли — непревзойденного мэтра в обучении искусству управлять государством. К сожалению, все эти плоды просвещения пали на наши головы и головы тех, которые, передоверяя высшую в стране должность, не ожидали такого оборота событий.
    Придавая преувеличенное значение возможностям человека к обучению, Акаев не удосужился задуматься, что необходимыми техническими приемами к усвоению суть данного занятия далеко не исчерпывается. Он исключил из внимания чисто человеческий фактор, фактор, никогда не присутствовавший в его профессиональных занятиях. Человеческое общение становится полноценным и эффективным, то есть достигающим своей цели, если соблюдаются какие–то негласные правила, обучение которым приходится на пору его туманной юности, уходящую за пределы обозримого отрезка времени.
    Возможно, что узкие исследования, которым посвятил себя Акаев, не позволили обнаружить ему вовремя некоторые свои упущения в области человеческих взаимоотношений, а может быть, они не были препятствием для данной личности в достижении профессиональных успехов. Остается только гадать. Возможно, что профессиональные успехи были для окружения, давшего ему возможность стремительного взлета к вершинам власти, гарантией (не оправдавшейся) зрелости Акаева как личности.
    Роковая ошибка.
    Впрочем, она вытекает из кыргызского менталитета.
    Благополучие рода связано с деятельностью особо удачливых его выдвиженцев, на которых возложена миссия по защите клановых интересов на более высоких уровнях. Родоплеменные отношения уже потеряли свою актуальность, но отрешиться от них добровольно или по общественному согласию невозможно без обвинения в предательстве. Во времена Советской власти этих явлений, представлявших проблемы в несении служебных обязанностей, избегали, ссылаясь на законы, запрещающие их как пережитки феодально–байских отношений. С наступлением эры демократии они возродились и пошли в рост, стали как черта национальной особенности, подавляемой прежде советской имперской склонностью к нивелированию.
    В Акаеве, жившем на протяжении долгого времени в Петербурге, предполагалась особая нетерпимость к этой особенности кыргызского менталитета как препятствию общему прогрессу. Но он не только не пытался как–то противодействовать этому, но, напротив, оставил все на самотек, потворствуя наихудшим наклонностям своих недобросовестных советчиков из окружения.
    Впрочем, пребывание в Петербурге даром не пропало, о чем свидетельствует полное пренебрежения высказывание о своем народе: “кочевники”. Это свидетельствует или о незнании истории, или откровенной чуждости Акаева коренным интересам своего народа.
    На первый взгляд, Акаев осуществляет все то, что от него требуют, но в том–то и дело, что общество состоит из разных групп, и интересы их не совпадают. Именно долг правителя — не прислушиваться к корыстным советникам, которые на данный момент составляют его окружение, а планомерно осуществлять то, что может встретить противодействие сейчас, но окажется благом в долговременной перспективе. Акаев же делает именно то, что в долговременной перспективе оказывается благом именно для него самого.
    Обществу на изломе, каким является нынешнее кыргызское, в котором и без того хватает прорывов и участков, требующих немедленного и активного вмешательства, совершенно ни к чему правление, которое спешит к сиюминутному удовлетворению запросов тех или иных групп ради достижения какой–то мифической стабильности.
    Ясно, что запросы этих групп, равно как и запросы криминальных и коррумпированных групп, тоже требуют — со своей точки зрения — настоятельного удовлетворения. Но в отличие от других социальных слоев эти как раз не ждут, когда правительство обратит на них благосклонное внимание, а активно осуществляют свои интересы. Или такова должна быть демократия в понимании Акаева, что все люди, даже с асоциальными наклонностями, имеют право на защиту своих интересов?
    Вместо того, чтобы железной рукой убирать заразу из общества, Акаев ссылается на демократические принципы, которые не позволяют ему этого делать, а на деле просто у него временное или, что скорее всего, постоянное совпадение интересов. Потому что из всех группировок именно эти группировки обеспечивают быстрейшее личное обогащение и “стабильность”, стабильность, держащуюся на коррумпированной и связанной с криминалом власти.
    В данном случае урок Макиавелли не пропал даром: “Цель оправдывает средства”.
    Майра МИРМУХАМЕДОВА.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/9547/