Свобода пользоваться перьями

    Наверное, потому, что принадлежу к журналистскому цеху, не мог не обратить внимание, с одной стороны, на слова из политического заявления Объединенного фронта “За достойное будущее Кыргызстана” о том, что в стране возрастает давление на средства массовой информации, а с другой — на все более настойчиво звучащее требование некоторой части кыргызстанцев возродить цензуру.
    Остановлюсь на первом. На росте давления власти на СМИ. Понимаю, что политическое заявление не тот жанр, где любой тезис требует подкрепления конкретными примерами. Однако держать в уме реальные факты его составители должны обязательно, чтобы документ, претендующий на роль политического манифеста, не наводил на мысли о политической демагогии.
    Пытаюсь и не могу припомнить, чтобы за два постреволюционных года в столице прошел хоть один судебный процесс против какой–либо газеты или журналиста. Тогда как в годы правления первого президента так называемые оппозиционные газеты перманентно находились под судом и несли серьезные моральные и материальные потери от несправедливых и неправедных решений кыргызских служителей Фемиды.
    В те годы правящий режим открыто демонстрировал высокомерное пренебрежение общественным мнением, душил свободу печати. Вот только заявлений по поводу давления власти на СМИ почему–то не было. Как не было голоса общественности в защиту гонимых и преследуемых газет. Скажу больше. Настойчиво звучали призывы защитить от нападок желтой прессы президента и его семью, прикрыть, запретить “оппозиционные” газеты.
    Теперь перейдем к вопросу о цензуре. К большому огорчению, все чаще слышу требования рядовых читателей и зрителей обуздать не в меру распоясавшиеся СМИ. И огорчаюсь не столько от того, что кто–то посягает на мою свободу, пытаясь надеть на журналистов намордник, сколько от сознания того, что они, эти требования, далеко не всегда беспочвенны и сумасбродны.
    Скажу больше. В России аналогичный прецедент был. Правда, там о необходимости введения цензуры заговорили сами работники СМИ. Случилось это после теракта на Дубровке. Журналисты заговорили о цензуре не как об угрозе свободе слова, а как о благе и суровой необходимости в исключительных обстоятельствах. У нас таких обстоятельств, слава Богу, не было. Однако и у нас бывают взрыво-опасные ситуации, когда провокационное, а то и попросту неосторожное слово может сработать как детонатор.
    Увы, беда и сложность здесь в том, что грань между “можно” и “нельзя” в освещении кризисных ситуаций трудно обозначить раз и навсегда. Только профессионализм, добровольные этические самоограничения, если угодно, самоцензура могут сделать это.
    Понимаю тех, кто ратует за введение цензуры. Дело тут не только в пропаганде насилия, свободы хамства и бранного слова, присвоенного себе определенной частью прессы и телевидения. Вижу, как в раболепном стремлении услужить патрону в погоне за сенсацией, а то и просто по наивности и недомыслию работники иных изданий идеализируют, а то и прямо обслуживают криминалитет, тиражируют слухи, сеют панику, делают достоянием масс непроверенные и сомнительные факты, чернят репутацию порядочных, незапятнанных людей.
    Нормально, когда власть или оппозиция, партии и движения пытаются использовать прессу в своих интересах, подбрасывая выгодную для них информацию. Ненормально, когда в таких ситуациях журналисты становятся марионетками в руках тех или других сил, когда позволяют, чтобы ими манипулировали, как электрическими выключателями, когда они слепо или сознательно пытаются выдать частные интересы за интересы общественные, когда им недостает ответственности за свое слово.
    Не первый год занимаюсь профессиональной журналистикой. Было время, когда гордился тем, что пресса по большей части была прогрессивнее, умнее и дальновиднее власти. Журналисты опережали партийных работников в демократическом движении, были более чуткими к требованиям времени, острее чувствовали пульс эпохи и биение времени, точнее воспринимали настроение.
    К сожалению, замечаю, что сегодня в республике власть более деликатна и терпима к прессе, чем пресса к власти. И в демократическом движении, боюсь, власть опережает СМИ. В оскорблениях, бездоказательных обвинениях власти некоторые газеты переходят все рамки приличия.
    Далек от того, чтобы возводить кого бы то ни было в ранг “неприкасаемых”. Все мы не без греха, все совершаем промахи, допускаем просчеты, грубо ошибаемся. Святых и безгрешных не бывает. Но если взялся критиковать, помни о чувстве меры и такта, соотноси степень ошибок и достоинств. Пусть в обвинениях и нападках превалируют доказательность, а не вздорность, аргументы, а не слухи и домыслы.
    Необходимо уяснить в первую очередь для самих себя, что для нас значат свобода слова, свобода печати, чем они измеряются, где их пределы. Думаю, эти понятия — не виртуальная абстракция. Наверное, свобода печати завоевывается не для того, чтобы сводить счеты с оппонентами, искусственно нагнетать страсти, создавать образ врага, неважно, идет ли речь о власти или оппозиции, центристах, правых или левых.
    Не подлежит никакому сомнению: общественность через свои СМИ должна подходить взыскательно и требовательно к деятельности правительства. Одно необходимое условие — руководствоваться при этом заботой о всеобщей пользе, ощущать себя внутри процесса, внутри жизни общества, а не вне ее.
    Объективность такова, что сегодня информационный товар, производимый в Кыргызстане работниками пера, микрофона, телекамеры, весьма далек от современных требований. Примеров тому тьма. Но речь в данный момент не о частностях. Важен принцип. А он таков. Коллеги, приезжающие к нам из ближнего и дальнего зарубежья, в числе угроз свободе слова и свободе печати не в последнюю очередь называют отсутствие высоких профессиональных и этических стандартов в самой журналистской среде.
    Не подтверждением ли этого наблюдения служат призывы некоторых граждан возродить в стране цензуру? Требование, замечу, прискорбное. И не только для работников СМИ. Те, кто сегодня выступают за введение ограничений свободы печати, голосуют, хотят они того или нет, за свое собственное и всеобщее порабощение. Возможно, у многих из них никогда не возникнет потребность сказать выстраданное слово. Но если эта надобность вдруг появится, им будет отказано в естественном праве высказаться.
    Да, сегодня со страниц печати много говорится такого, что слушать и слышать неприятно, что зачастую переходит границы этики и приличия. И все же, повторю, отсутствие какой бы то ни было цензуры — единственная возможность говорить правду.
    Наверное, отчасти прав был тот, кто сказал однажды, что газетой можно закрыть окно в мир. Но задумаемся, сколько газета открыла окон в мир. Думаю, здесь, несомненно, перевесит второе.
    Мы не первые живем на земле. И за свою историю человечество накопило кое–какой опыт. Часть этого опыта подсказывает, что цензура — признак слабости, а не силы госвласти. Нигде в мире отказ от свободы слова и печати себя не оправдал. Боязнь правды лишь усугубляла серьезные болезни общества и власти. Уж на что, казалось бы, всесильным и могущественным был в СССР Главлит, но и он не смог спасти державу от загнивания и распада.
    Властям предержащим нелишне постоянно помнить совет известного сатирика: “Используйте опыт орнитологов. Чтобы те, кто пишет, могли расправить крылья, надо дать им свободу пользоваться перьями”.
    Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/17467/