“Но в сердце, бурями смиренном, теперь и лень, и тишина”

Распечатать

Оставить комментарий

Посмотреть комментарии

5 декабря 2006

"ДЕМОКРАТИЯ"

    Случайный попутчик. Высокий кыргыз лет 45–50. Несколько полноватый. В холодном громыхающем автобусе держится особняком. А в салоне тем временем разгораются страсти по последнему митингу. Особенно кипятится пожилая женщина, кутающаяся во множество платков. Постепенно она втягивает всех в шумный разговор. Но мой попутчик не поддается. Иногда только кряхтит и пытается сесть удобнее.
    Наконец дорога всех усыпила. И именно в это время мой попутчик приглушенным баритоном произнес: “Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе…”.
    — Так вы считаете, что в ноябре все–таки был мятеж?
    — Конечно, мятеж, — сказал мужчина. — Горстка людей поставила перед собой цель устранить законно избранную власть и частично преуспела в этом.
    — Преуспела? Что вы имеете в виду?
    — А то и имею в виду, что сегодня наша страна от стабильности стоит едва ли не дальше, чем стояла до 24 марта. Депутаты приняли Конституцию, которую теперь нужно штопать и латать. А президент и народ вынуждены с этим мириться. Правительство перешло в подчинение парламенту, и я не уверен, что теперь у нас не начнется перманентная смена правительств, не будем успевать привыкать к именам министров. В самом парламенте смута и раздрай. А главное, теперь даже у последних оптимистов возникло ощущение, что в нашей стране никогда не будет нормальной, стабильной жизни.
    …У меня такое ощущение, что я живу одновременно в двух совершенно разных государствах. В одном я работаю, зарабатывая на хлеб, общаюсь с родственниками и друзьями, разговариваю о литературе, живописи, любви, учусь хозяйствовать — у меня есть клочок собственной земли. А в другом я постоянно слышу одни и те же имена, вынужден принимать за норму их истерики и нервные срывы, меня постоянно призывают перейти на сторону то “красных”, то “белых”. От них у меня возникает как бы ощущение того, что я вместе со всеми своими согражданами стою на краю пропасти, упасть в которую — лишь дело времени.
    Но граждан первого государства, получается, никто не слышит и не видит. Вы, журналисты, готовы описывать, извините, какие трусы носит тот или иной депутат, а подлинно народные голоса вам не слышны. Из второго государства поднимается такой пар, что, кажется, крышка у котла вот–вот слетит, а между тем это всего лишь пена. Ее действительно стоит спустить, тогда миру предстанет совершенно другой Кыргызстан.
    — Но говорят, что это была одна из форм проявления демократии…
    — Да о чем вы говорите?! Какая там демократия. Самый примитивный, варварский набор атрибутов демократии, от которого жди только изжоги и душевного раздражения.
    — А вы кто по образованию?
    — Ну, начинается. Извините, но я не стану вам представляться. И образование у меня есть, да не одно, и мыслить я привык, читать, много читаю и сегодня. А представляться не стану потому, что каприз у меня такой возник против вас, журналистов. Перестаньте толкаться исключительно в пределах двух государственных учреждений, оглянитесь вокруг. В Кыргызстане еще остались думающие и просто умные люди. А если вас почитать, то страна состоит лишь из двух категорий: мырков, которые только и ждут, что кто–нибудь из–за границы даст им денег и научит пахать, и нервных политиков, которые ничего, кроме борьбы за власть, не умеют в принципе. Для здравомыслящих людей при таком раскладе места в стране не находится. Вот они и уезжают. Мои дети давно уехали. Один — в Америку, другой — в Россию. И скажу вам, за второго я более спокоен.
    — А скинхеды? Вы не боитесь, что ваш сын может попасться им на глаза?
    — Боюсь, конечно. Но дети могут погибнуть и рядом с отцом. Это жизнь. Я не смогу защитить сына от скинхедов, если что, но я уверен, что Россия излечит эту свою язву. К тому время идет.
    — Вы отлично говорите по–русски и даже цитируете такого Пушкина, которого я, честно говоря, пропустила.
    — Так ведь русский язык — мой родной. Удивлены смелости, с которой я это говорю? А почему я этого должен стыдиться?! Мой родной язык — русский. И я не чувствую от этого себя более ничтожным, чем те мои сородичи, для которых родной язык — кыргызский. Так получилось, что много, и далеко не самых глупых граждан, не знают кыргызского языка. Именно поэтому и уехали. Прежде всего поэтому. Полагаю, что страна наша от этого только проиграла. И все почему? Потому что опять–таки политики затеяли игры. Одни кричали: не дадим в обиду кыргызский язык! Другие — то же самое о русском. А проиграла страна. Я теперь все больше молчу, чтоб не ввязываться в бесплодные дискуссии, полноценный я кыргыз или не полноценный.
    От всего этого убожества у меня голова кружится. Спасаюсь книгами.
    — А как же ваше земельное угодье?
    — А что земля? Работаю. Хотя понимаю, что все это тоже напрасно. Нельзя в одиночестве поднять сельское хозяйство. Вы видите, вот, вдоль трассы, какие интересные поля? Все в полосках. По Некрасову: “Только не сжата полоска одна”. О каком подъеме сельского хозяйства можно говорить в таких обстоятельствах? Так что я работаю, но грустно мне от всего этого. Да, я сыт, моя семья не бедствует, но ощущение такое, что все это — первобытный строй, даже не первобытно–общинный. А в дни недавних событий возле нас юрту поставили, призывали всех “кетсин”. Я, сдуру, зашел туда, столько наслушался о своем национальном несоответствии. А лозунги между тем у них были написаны на русском языке! Зачем, спрашиваю. А не твое дело, отвечают.
    — И что же, вы так никогда и не станете работать на государство, отдавать ему свои силы, знания, душу?
    — А я никому не нужен. Раньше, бывало, тоже глотку рвал, кричал, что за державу обидно. Так мои оппоненты, не сумев найти веских доводов против меня, как последний козырь пускали аргумент: на кыргызском языке не говоришь, так замолчи совсем. Думаю, что когда–нибудь кто–нибудь опишет эту трагедию части нашего народа, которого в момент вывели из состава кыргызов. Так что у меня “в сердце, бурями смиренном, теперь и лень, и тишина”.
    Автобус плавно выкатился на гладкий асфальт. Мой попутчик поднял воротник куртки к носу и заснул.
    Людмила ЖОЛМУХАМЕДОВА.