Один день с Жириновским

    Владимир Вольфович — фигура одиозная. Более того, знаковая: ну разве можно представить политическое пространство СНГ без человека, которого награждают разными эпитетами (от клоуна и шоумена до отца всей нации и благодетеля)? И вдруг — неожиданный визит к нам. Любопытство взяло верх, и я, готовая ко всяким неожиданностям, просочилась на депутатско–посольско–бизнесменский междусобойчик, устроенный в честь высокого российского гостя.
    Встречали ВВЖ прямо на границе. “Ак–Жол” замер в предвкушении под палящим солнцем. “Девушки, на выход!” — звучала неоднократная команда. Красавицы с лепешками–медом ретиво выскакивали из тенька. Каждый раз выход оказывался репетицией. Наконец подъехал роскошный автомобиль, и Владимир Вольфович без сожаления расстался с прохладой кондиционера.
    — Неделю едем, — звучала между рукопожатиями речь, далеко не такая отрывистая, как с телеэкрана. — Да–да–да, кыргызстанского отведаем, чуть–чуть, а то жарко (проходя к накрытому столу). Сорок пять лет назад я по этой же дороге автостопом проехал. К старшему брату. Леонид! Где ты? Вставай сюда. Наш главный в роду.
    Подтянутый старичок Леонид Иванович с супругой Тамарой Яковлевной скромно остановились в сторонке, изредка бросая на родственника гордые взгляды.
    — Они пятьдесят лет на Киргизию работали! — зычно повествовал Жириновский. — Коренные, считайте! В вашем самом главном журнале, “Пропагандист” или как там его, работал. А Тамару вы помнить должны — она ведущая была на телевидении.
    Опрокинув положенную стопку, заспешил в Ала–Арчу, где Жогорку Кенеш в лице Кубанычбека Исабекова давал прием на свежем воздухе под аккомпанемент оркестра имени Курмангазы. Талантливые артисты до слез его не довели, а вот до обещаний вытащить на мировую сцену — да! Особенно поразил политика звонкоголосый Нурсултан, высоко тянувший “Ямайку” и “Землянку”. Похохмив над тезкой Нурсултаном Абишевичем, которому за честь было бы спонсировать самородка, гость вручил мальчику кепку, похлопал по плечу и обещал ту самую мировую сцену всему семейству.
    Белоснежная юрта, меню (форель запеченая, непременные шашлыки, бешбармак и черная икра на курином яйце, не считая прочих деликатесов и фруктов), разнообразная и качественная музыка — все это сделало Владимира Вольфовича еще более благодушным. Впрочем, в еде господин зампредседателя Госдумы совсем не требовательный. Арбузом — будь его воля — и ограничился бы.
    — Шорпо… Это суп? Вот супик буду, полчашки. В конце бешбармак и зеленый чай.
    — Голову барашка мы вам приготовили…
    — Тогда без ужина, — решил за всю свою команду, не отошедшую еще от казахского гостеприимства.
    Жириновский ехал не как тривиальный турист: заехал в Отар, посмотрел на развалины теткиного дома, в Алматы разыскал наконец могилу бабушки, позвонил любимой учительнице. Семейство Жириновского попало в Среднюю Азию благодаря строительству Туркестано–Сибирской железной дороги: все там были. Часть семьи осела в Душанбе. Часть — в Алматы, часть — в Бишкеке.
    — Я все время требовал, чтобы ездили в Алматы, сюда, в Ташкент, Душанбе. А то катаются в Коста–Рику. Тут все вопросы решаются. Там — экзотика!
    Наш люд почтительно слушал и довольно улыбался. Да, арена вновь была захвачена одним солистом — ему, естественно, было что сказать и что вспомнить. Он даже готов был играть роль главного рекламного лица этого года, напоминая, что после визита в Абхазию туристов там вдвое прибавилось.
    — Как делиться с вами прибылью будем? — вопрошали наши.
    — Дружбой! — без обиняков и размышлений ответствовал. — Мы и в футбол с вами сыграем. Со счетом 1:1 в честь нашей дружбы (наклонился над Аскаром Салымбековым, спонсирующим клуб “Дордой–Динамо”).
    Разговор непринужденно вилял между мытарствами нашего памятника Ленину, которому его статус не помогает (“Я не против Коммунистической партии, я критиковал прежнее руководство, а то, что у нас было двадцать лет назад, надо было развивать, а не ломать”, не преминул добавить), Америкой, которую элементарно можно захватить хотя бы потому, что солдат в ней нет — они по миру разбросаны. Кыргызстанцев интересовал самый широкий спектр вопросов, и они вовсю демонстрировали кругозор и любознательность: куда, например, электорат “Родины” подался после ее развала?
    — А на все три, — не моргнул глазом. — Немцов, Хакамада — уже никуда, все уже. Закончили свой путь.
    Конек — политика (постоянно соскальзывал на воюющий Ливан — мол, предсказывал). Оседлавши политику, уже поводья не отпускал.
    — Вот, отцепили четырнадцать вагонов — уже пятнадцать лет кровоточит все великое пространство! Ельцин с Бурбулисом. Они же не знали ничего. Что здесь, как… На пенсию вышли — стали кататься, универститет именем назвали. И ничего у них не болит, а то все притворялись. А что? В Норвегии человека полностью меняют — и зубы, и руки, и половые органы. Только мозг не могут.
    Чуть позже признался, что предчувствовал наш катаклизм, когда Акаев в январе прибыл в Первопрестольную.
    — Все физики кончают плохо: Сахаров, Шушкевич, Пономарев… Ваш… То же самое филологи: Гамсахурдиа, Петросян тоже…
    Депутат Текебаев нахмурился и сказал, что вовсе не факт.
    — Здесь — самый лучший шашлык! И лучший ресторан! — потряс вокруг шампуром и взялся за романтику (ненадолго). — Эти горы… Они не давят, мягкие и добрые. Самое главное — помимо вкусного шашлыка, солнышка и журчащей речки — политическая атмосфера. Политическая экология — вот чем мы должны заниматься.
    И пояснил, что поскольку мы — одна общность, то и точки соприкосновения имеем многие.
    — Барашков у вас много? А что мы мясо из Австралии гоним? Сливу из Чили! Туристы летят в Турцию… Что мы, десять процентов не можем здесь оставить? Имейте прочные связи с Россией — и у вас все будет. Китайцы что? Приедут, закидают ширпотребом — и кончились ваши рабочие места. Или вывезут отсюда последнее. Они же о себе думают. Все, период ельцинского рентгена прошел. Уже все: диагноз поставлен, лекарства есть. Мы же двести лет вместе. Евросоюзу — десять лет. Ребенок. Скоро рухнет — помяните мое слово. Это не я сказал, это американские аналитики.
    Окружающие отмалчивались на скользких вопросах, предпочитая подкладывать вкуснятины высокому гостю. Наконец Жириновский скомандовал поставить доставучую журналистку на место, какое ей глянется, дабы ответить на все, что ей в голову придет.
    — Что–то вы остепенились в последнее время. Это что, возраст, усталость или вы работаете над другим образом? — озадаченная непривычным амплуа, попыталась выведать причину.
    — Ситуация улучшилась — вы и не заметили. Все, закончилась эпоха перестройки, ломки, разрушений. Мы должны быть таковыми, какова эпоха — сейчас ситуация вдумчивого подхода. Работать и делать что–то. Критиковать, но это не должно перерастать в буйство.
    — Так значит, стаканы больше летать не будут?
    — Какие стаканы? Водичка, “Боржоми”! Тридцать депутатов на тебя идут — я их водичкой тогда чуть–чуть охладил. Я действую, как Америка и Израиль — превентивно.
    — Но при этом вы мягкий, спокойный и доброжелательный?
    — Ну конечно!
    — А за что вы нас отделить–то хотели? Что за пренебрежение корнями?
    — Ну это же дебаты были! Все ставят прогнозы. Слава Богу, у вас все затихло. Если я говорю, что так может быть — это не значит, что я так хочу. Я даю прогнозы. Пишу книги — снабжаю их (политиков. — Авт.) информацией, учу.
    — Вы не приезжали в Кыргызстан потому, что остро отзывались об Акаеве? (некогда Жириновский заявлял, что Акаева следует повесить. — Авт.).
    — Я остро отзываюсь о неспециалистах. Люди — это не металл. Это в технике можно эксперименты ставить.
    Кстати, говорят, что и к женщинам он относится с той же позиции профессионализма. Хотя в идеале должно быть “Женщина плачет, стирает и ждет мужа”. Что касается его ячейки общества, то Владимир Вольфович души не чает в своих внуках–близнецах, которым буквально недавно подарил целый автопарк: “Запорожец”, “Кинешму”, “Оку” и два “жигуленка” (поддержал отечественный автопром). Ездить им пока рановато, а вот ухаживать в самый раз.
    — А у вас единственное хобби — политика? На другое времени не хватает?
    — Нет, почему же. Увлекаюсь стрельбой. У меня есть ружье “Иж–162”. Раз в год его расчехляю. На машине покататься люблю. На даче зоопарк делаю: ишачок там, петух, коза. На следующий год приедете ко мне — увидите.
    Плюс плавать обожает. Рассказывают, что ни одну речку не пропустит независимо от погоды (правда, здешнюю горную не опробовал, будем думать, что с устатку и от дефицита времени). Книги читает исторические и политологию, причем таких авторов, какие незнакомы не только обывателю, но и специалисту: например, Зиновьева, философа, который долгое время жил за границей, вернулся на родину и недавно умер. Окружение отзывается о нем как о человеке, для которого самое главное — профессионализм и дисциплина (не по силам — до свидания). Предательство не приемлет ни в какую.
    Хотя не всегда он жесткий. Бывает и сентиментален, особенно, что касается близких и самого себя.
    Жириновский огляделся: все, финиш.
    — Приедешь отдыхать, а тут вы меня мучаете. Надо сделать так. Чтоб журналистам писать не о чем было.
    — Добрый вы. За что ж вы меня гонораров лишить хотите?
    — Пособие получать будете. Всех вас — на пособие!
    И, одаренный войлочным расшитым чапаном, отправился в роскошный клуб–отель “Кой–Таш”. Распаковываться и ужинать ароматной дынькой с добрым кумысом, под тосты, что дальше жить мы будем лучше, чем даже при Советском Союзе.
    Татьяна Орлова.
    Фото автора.
    
    
    БРАТ О БРАТЕ
    До недавнего времени никто и не думал, что в Кыргызстане у Жириновского могут быть какие–то корни. И вдруг сообщают: у Владимира Вольфовича в Кара–Балте живет брат родной. На самом деле — двоюродный, и не в Кара–Балте, а в столице. Богомазов Леонид Иванович, скромный, спортивный, опрятный дедуля вместе со всеми ожидал на границе появления именитого родственника. И тем временем поделился своими воспоминаниями.
    — Наши матери были родными сестрами. Жили мы в Алма–Ате, пока он (ВВЖ. — Авт.) не уехал в Москву. А мы с женой переехали во Фрунзе. Было это в 1954 году.
    — А вас за братом не потянуло?
    — Да разве за ним угонишься?
    — Каким он был в детстве?
    — Нормальный ребенок, развитый. Книги? Не знаю, не замечал. А спортом занимался. Какой футбол? Мяч гоняли матерчатый. Во дворе он атаманил. Любил, любил подчинять себе. Особых увлечений его не помню: на 20 лет старше я. Так что его мальчишескую душу не знаю. Особое увлечение — война с ребятами, синие, красные отряды.
    — Вы как старший брат принимали участие в воспитании Жириновского?
    — У меня времени не было его воспитывать. Он родился — я был в армии. А позже приехал — он 10 классов закончил, уехал в Москву.
    — Но характер у него уже в детстве проявился?
    — Характер — да–а–а, железный. У него была перспектива, и свои планы старался выполнить.
    — Границы вас разделили?
    — Как же можно?! Если у вас семья там, так вы ж не будете связи рвать. Мы и не терялись, не рвали связи, переписывались, созванивались. В последние лет 15 часто общаемся. По–простому, никакой официальщины. Как приезжаю в Москву, звоню: я тут. Он машину присылает.
    — А дома он какой?
    — Дома у него спортзал больше моей квартиры. Каждое утро занимается: тренажеры, гантели, всякие приспособления. Вечерами настольный теннис. Богатая библиотека: большое место занимают собственные книги. Их у него уже более ста (это до мая так было, сейчас, может, больше).
    — А вы видели, как он пишет?
    — Он говорит, что не пишет, а диктует. Только о политике книги. Ну и о своем детстве.
    — Что у него за семейство?
    — Сын, два внука–близнеца. Он настолько занят политикой, что семье уделяет довольно мало времени.
    — Каково отношение старшего брата к младшему?
    — Я его уважаю за принципиальность. Собственные взгляды высказывает, несмотря на авторитеты. Я иной раз говорю: “Володя, а нельзя ли помягче?”. Не обращает внимания.
    Татьяна ОРЛОВА.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/14930/