Кино для всех и кино для избранных

    Двенадцать лет потребовалось для установления здорового баланса между авторским и массовым кино в Кыргызстане. В 1993 году был снят фильм “Селкинчек” Актана Арым Кубата — путеводная звезда для всех кинематографистов поколения, возникшего в постсоветский период.
    В свое время эта картина поразила киноэлиту тем, что была осуществлена в эстетике чистого кино. Затем появились фильмы других режиссеров, снятых также в этой манере. Да и сам Актан продолжал снимать авторское кино. Коммерческое кино в Кыргызстане отсутствовало.
    С появлением “Сундука предков” (2005) Нурбека Эгена у нас воцарился паритет между авторским и массовым кино, но как долго мы ждали этого режиссера! А теперь прокатчики фильма удивляются и радуются одновременно, что нехилую для бишкекчан сумму в сто тридцать сомов люди спокойно оставляют в кассе кинотеатра “Октябрь” ради просмотра фильма, созданного кыргызским режиссером.
    В чем принципиальная разница между тем, что творит Арым Кубат и снимает Эген? Актан делает штучный товар, арт–хаус, который единичен и неповторим, который будет востребован постоянно и не подвергнется старению. Нурбек создает продукт массовой культуры, который востребован сразу, как только выпущен в прокат. Продукт первого понимается узким кругом ценителей искусства. Продукт второго на ура принимается широкой зрительской аудиторией. И поэтому Эген должен понимать всю меру ответственности за содержание своих фильмов.
    Еще со времен вгиковской короткометражки “Санжыра” (2001) Нурбек пытается навязать общественности сотворенный собственным воображением миф о кыргызском мироустройстве. “Санжыра” — это открытая спекуляция на этнографическом материале, кажущаяся его московским продюсерам конъюнктурным входным билетом на международные фестивали. Арым Кубат, наоборот, сотворил своеобразный мир обитания своего маленького героя (“Селкинчек”, 1993, и “Бешкемпир”, 1998), который оказался близок и понятен на всей планете, ибо опирался на незыблемые устои своего народа, а не на придуманные или высосанные из пальца ритуалы и обычаи.
    Многократное цитирование Эгеном ключевых “фишек” из фильма “Бешкемпир” Арым Кубата, причем в не очень корректной форме, не играет на пользу “Санжыре”. Вспомним, как деликатно Актан отмечает, что у Бешкемпира начался период полового созревания. Проснувшись однажды, Бешкемпир, чувствуя непонятную тяжесть в паху, медленно поднимает одеяло, и, увидев нечто набухшее, стушевавшись, быстро опускает одеяло. У Нурбека мальчик сидит и натурально, на камеру, трогает свои половые органы. Далее. У Бешкемпира на шее висит обычный тумар, стандартного размера, какой носят многие соотечественники. У героя “Санжыры” на шее болтается огромного размера тумар, раздражающий глаз.
    И т. д. и т. п. А грубая сцена обрезания вообще вызывает протест. Мальчика резко хватают и тащат в комнату, силой удерживая в постели. Потом один из стариков достает перочинный ножик и на глазах толпы буквально наносит удар по нежной и тонкой плоти ребенка…
    Во время просмотра “Сундука предков” я неоднократно “спотыкалась” об этот самый сундук, ибо знаю, что во всех кыргызских семьях — сельских и городских, бедных и богатых, говорящих только на родном языке и так называемых русскоязычных — приданое в сундук с пеленок собирают только для девочек, будущих невест. И спотыкаться по ходу фильма приходится еще. По законам предков Айдар должен обязательно жениться на кыргызке, ибо с него начинается отсчет чистого — десятого поколения. Старинное семейное предание гласит, что девять колен назад ханский сын из айдарова рода вопреки воле отца женился на чужестранке, за что и был проклят родителем. Здесь кыргызская публика спотыкается во второй раз. Ибо по кыргызским традициям проклятие имеет силу только на семь колен, на представителей восьмого и последующих поколений оно не распространяется. Хотя возможен вариант, когда могут проклясть род, не оговаривая количество колен…
    Гульбара Толомушова, киновед.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/14652/