Темир Бирназаров: У меня зимняя натура

    Двое подвыпивших односельчан в последний раз обменялись ударами и в изнеможении попадали на траву.
    — Вставай, — подлетел к одному из них худенький пацаненок лет десяти и бросил в сторону школьный портфель, освобождая руки.
    — Врежь ему! — он подтолкнул драчуна в спину. — А ты чего сидишь? — опять зазвенел голосок. — Покажи ему, где раки зимуют! — чудо–ребенок уже тянул другого, требуя подняться, возбужденно подзуживал обоих взрослых забияк, вертясь между ними. И, не видя отклика, юный “детонатор” нового конфликта вдруг бросился на парочку с кулаками: “Смотрите, вот как надо драться!”.
    — Ну, ты допрыгаешься, — зашевелились те.
    — Темир, пойдем, вечно ты везде встреваешь! — отец подоспел вовремя.
    — Если двое сцепились, третьим был я, — улыбается режиссер кино и театра Темир Бирназаров. — Не разнимал, а наоборот, подливал масла в огонь: “Давай, бей!”. И часто сам бывал битым. Мне были интересны все события, человеческая психология. Нам же нравятся кинобоевики, необычные истории… Я любил рассматривать происходящее до мельчайших деталей, а потом восстанавливать происшествие в подробностях: как дрались, кто как себя вел…
    — Жутковато. Но так в вас проявлялся режиссер…
    — Наверное. И описывать я люблю детально.
    Это уже другая его ипостась — сценариста. Все киноленты Темира созданы на собственной литературной основе. Уже одиннадцать лет они собирают призы международных кинофестивалей во Франции, Италии, Португалии, Японии…
    — Три из своих фильмов я снял в родном Таш–Башате — “Чертов мост”, “Жайык” и “Сырга”.
    — Судя по ним, ваша родина — высь поднебесная, край земли.
    — Да, село стоит у истоков реки Нарын. Дальше жилья нет. Зимой морозы трещат. Лента “Жайык” — о тамошних старателях, они до сих пор моют золото в лотках, как герои Джека Лондона. Места у нас красивейшие, вокруг лес. Это видно в “Сырге”. Ее герой — местный мальчик по прозвищу Шумахер, который влюбился в приезжую девушку Настю. Фильм автобиографический.
    В его собственной жизни полно материала для творчества. Глядишь, и оживет когда–нибудь на экране, скажем, рассказ об отце, Муканбае — “работнике госструктур и художнике по натуре”. Он пачками покупал книги и журналы — недаром сын такой книжник! Художник–самоучка, Муканбай и маслом писал.
    — После него осталось очень много эскизов, которые он не успел реализовать. Я иногда смотрю: какой он был тонкий человек!
    А как хороша история о колоритном дедушке Темира!
    — Он умер в 101 год. Образования у него не было. Дед всегда приносил книги — огромные кыргызские эпосы. И заставлял меня читать ему — громко, как артисты. Герои ругаются — и я читал, будто ругаюсь… Когда уставал и голос срывался в хрип, дед останавливал: “Все, хватит”. И выдавал мне “гонорар” — 5–10 копеек, специально для этой цели отложенные с пенсии.
    Иногда внук брал аванс: “Я потом прочту”, иной раз ставил условие: “Начнем с моих”. Он сочинял стихи, прозу, и старец был его критиком, единственным, но суровым.
    — Благодаря деду я хорошо знаю традиции моего народа, все характеры. Дед рассказывал: по теме, на которую любит говорить человек, можно определить, из какого он рода.
    — Например?
    — Если заводит речь о хорошем коне, красивой женщине, значит, это саяк или кушчу. Я прекрасно знаю свой род, племя — монолдор. Помнить это было нужно до седьмого колена, чтобы не допустить кровосмешения, близких браков по родству. Они строго запрещались. А нынче политики используют принадлежность к роду–племени в корыстных целях, — не скрывает режиссер своего возмущения.
    Недаром говорят, Темира побаиваются на студии “Кыргызфильм”: он не станет шептаться за спиной, а скажет все, что о тебе думает, в лицо. За это не раз приходилось расплачиваться.
    — Семь лет назад я написал сценарий фильма “Путник”. Сельский житель едет в город на заработки и умирает. Зима. Холод. Его старший брат приезжает, чтобы забрать тело. Для него трагична не столько смерть близкого человека, сколько черствость людей, с которыми он сталкивается. Среди персонажей был и лысый улыбчивый президент, чей кортеж промчался мимо голосующего на горной дороге несчастного героя.
    Разумеется, сценарий не прошел в худсовете и по студии. Со следующей картиной, “Таксист”, не вышло по другой причине. Не успели запуститься, как в интервью газете “Агым” Темир признался, что он — противник акаевского режима. И обосновал, почему: “Страна разваливается, люди голодают, умирают на свалках”.
    По просьбе журналиста он назвал желаемую кандидатуру на пост главы государства. Газета вышла с портретом режиссера на первой полосе и броским заголовком : “Темир Бирназаров хочет видеть президентом Адахана Мадумарова”. ”Ты теперь не будешь снимать кино, — сказал Темиру друг из акаевского окружения. — Зря ты это сделал”.
    — И я ушел из режиссеров “Таксиста”. Сам. Были странные телефонные звонки. Уже потом я понял: запугивали. Позже звонил и парень из партии “Ар–Намыс”, предлагал влиться в их ряды. Я сказал: я сам себе партия — культуры. У меня собственная позиция.
    Мы беседуем на киностудии. В помещении установлена кинокамера: здесь проходят пробы актеров. Темир Бирназаров запускает свой первый полнометражный художественный фильм “Путник”. По выстраданному сценарию “из стола”.
    — Госкино приняло решение запустить четыре картины (впервые за долгие годы — на госсредства! — Авт.), в первую очередь меня. Потому что у меня зимняя натура. Если Минфин выделит нужную сумму — 3,5 млн. сомов.
    — Немного…
    — И это не могу получить. Надо уже снимать, уходящая натура, это только зимний период. Не успеем, то все, провалим фильм. Аскар–байке Салымбеков уже четвертый год, наверное, грозится мне помочь. Он многим помогает, видно, моя очередь не подошла… Жду. Хотел снять комедию, у меня есть очень хороший сценарий.
    — Где будете снимать “Путника”?
    — Еще не запустились, — твердит Темир, точно боясь сглазить. — Но если деньги будут, — здесь, в Бишкеке и на дороге. У нас, кыргызов есть пословица: “Дорожная мука хуже смерти”.
    И еще одна беда, не меньшая, чем безденежье:
    — Актеров нет у нас!
    — Куда же они делись?
    — Этот сценарий я писал на Советбека Джумадылова. Он, бедный, всюду носил его с собой. Все повторял — вот даст Апас Джумагулов деньги, снимем. Это будет моя лебединая песня.
    — В последние годы жизни он так мучился, что мало играет, что в театре не стало зрителей. Думаю, он так хотел сниматься!
    — Очень хотел! Замены ему пока не можем найти.
    Моего собеседника больно ранит наша жизнь.
    — В Кыргызстане 20 тысяч беспризорных детей. Я смотрел российский фильм “Итальянец”, о брошенном мальчике, до утра не мог уснуть! Мне тоже хочется снять картину, которая отражает дух, характер и проблемы нашего времени.
    Он собирался делать фильм о расстрелянных аксыйцах, долго добивался и все–таки получил документальный видеоматериал. Но не было денег. 24 марта он был у “Белого дома”. Хотел снимать, но не было камеры...
    Все, что душе угодно, имели другие.
    — Перед референдумом была разработана пропагандистская серия роликов “9 арым”, ее все время катали по ТВ. Все “политически выдержано”: никто не голодает, не плачет. Хоть в дранье, но с улыбкой: счастливо живем. Это был массовый гипноз. Народ успокаивали, мол, все нормально. Когда эти ролики показали итальянскому критику Серджо Борелли, он сказал: “У нас во времена Муссолини такие фильмы катали! Фашизмом пахнет!”. Старик–то знает, он жил в те годы. А Коротенко, автор проекта, обиделся, возмутился. К сожалению, до сих пор эта команда остается при должностях — люди Акаева. Они мешают работать.
    По специальности Темир — режиссер театра и кино. На сцене поставил четыре спектакля, в том числе “Трамвай “Желание” Теннесси Уильямса.
    — Самая свежая театральная постановка — первый уличный спектакль “Карагул Ботом”, осуществлена благодаря продюсеру Жипарисе Кочорбаевой.
    С этой работой Темир участвовал в знаменитом международном фестивале–симпозиуме ISTA Eжи Гротовского.
    — Я давно мечтал сделать спектакль, понятный и африканцу, и японцу… “Карагул Ботом” по кыргызскому эпосу — не пантомима, а драма, но без слов. Театр — это условность. И я поставил условно — без декораций, без света, без реквизита. Актеры — сами реквизит. Сами создают настроение, играют музыку. Один прячется за камнем, а камень — сам же актер.
    Когда эту работу показывали на улицах Бишкека, через 5–10 минут вокруг собралась толпа. Все хлопали.
    Ему хотелось бы показать “Карагул…” народу, живущему в нищете, оторванному от искусства, развращенному шоу– бизнесом.
    — 95 процентов молодежи не знает, что такое театр. В Нарыне подростков поразил киноэкран — какой большой! — они не видели фильмов в кинотеатре.
    Его беспокоит будущее.
    У Темира есть дочка Айгерим. Ей девять лет.
    — Я наблюдаю, как она растет. Недавно на собрании в школе сказали: “Айгерим очень интересно пишет. Верим: из нее выйдет хороший журналист”. Меня это очень обрадовало: в ней проявилась частица меня.
    Девочка вся в папу: обожает читать, “пытается писать стихи”.
    — Меня поражают ее сравнения, такие художественные! Например: у чайника на щеке родинка…
    — Имеется в виду вмятинка…
    — Да. Желтые осенние листья она назвала документами осени. Объясняет: “По ним же можно узнать, что уже осень. А зеленые листья — документы весны”. Она замечательно описывает, кто как плачет. Тоже чувствует юмор, как я. Плачущий у нее медленно поднимает голову, рот открывается, глаза закрываются — и хлынули слезы…
    Папу радует, что Айгерим хочет получить в подарок не игрушку, а книжку. Чтение предпочитает и компьютеру, и телевизору. Сам Темир с детства большой книгочей. Иначе бы мальчишкой не одолел на русском книги Джека Лондона, фолиант “Дон Кихота”.
    — Всегда читаю новое, чтобы знать, чем дышит мир, куда клонится?
    — Темир, куда он клонится?
    — Наверное, к концу, судя по тому, как мы, люди, относимся к своей жизни, к природе, к культуре, вообще к миру.
    — В средние века тоже предрекали конец света, а потом — пусть и через 500 лет, но было Возрождение…
    — Да, скорее всего, будет так.
    Он стремится “то, что во мне, написать быстрее и реализовать”.
    — Никто же не знает, сколько он проживет. Когда человек не забывает о смерти, он, мне кажется, не делает пакости всякие.
    — И вы всегда о ней помните?
    — Нет, конечно. Но когда на кого–нибудь злюсь или кто–то меня обидел, думаю: да, и я смертен, и обидчик смертен. И я его прощаю…
    Зоя Исматулина.
    Фото Владимира Воронина.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/12464/