Извините, что вы меня толкнули

    Очевидцы утверждают, что на Диком Западе существуют престранные обычаи. Например, вы из–за давки или по собственной растяпости наступили на ногу ковбою. И знаете по кино, что сейчас он выхватит кольт и… ой, мамочка! А он приподнимает шляпу и говорит: «Простите, что моя нога вам помешала».
    Очень, очень странные обычаи.
    Герой этой истории вполне адекватный времени человек: образован, хороший профессионал, милостей не ждет ни от природы, ни от “Белого дома”. Не терпит, чтобы ему указывали, как работать, стояли над душой. Ему повезло… по нашим временам сказочно. В небольшой фирме, имеющей отношение к высоким технологиям, он занял место, в точности до микронов соответствующее его способностям и характеру — рядового, но работающего в одиночку инженера. Шеф пытался было “продвинуть” его. Но он всякий раз умудрялся выскользнуть из начальственных рук и плюхнуться снова на родной стул, к любимому компьютеру.
    И вот однажды встретила его — в рабочий–то день ! — на улице. Вроде бы все при нем. Но какая–то потерянность чувствуется. Все стало ясно, когда он этак небрежно осведомился: вашей конторе не требуется такой–то золотой спец с бриллиантовыми руками?
    — Уволили?
    — Такими кадрами не разбрасываются. По собственному.
    — Но ты же был так доволен работой. И зарплата ласковая.
    — Я и сейчас доволен. Однако, видишь ли, мой сексуальный потенциал не был оценен в достаточной мере.
    И закрыл тему.
    Но действительно — уволился сам. И так уволился, что… ну просто чушь какая–то.
    Сам не знает: то ли мозги в тот день перегрелись, то ли самоуверенность подвела. Но сделал он ляп, который повредит имиджу шефа, если… Он жутко переживал за ляп, за шефа. И точно знал, что надо сделать: быстро пойти к тому, покаяться. И тот успеет (пока он ничего не знал) исправить последствия ляпа. Знал, что хотя шеф не кроткий альтруист, но и не людоед: “кадры” бережет. Выговор или вычет… а может, все ограничится эмоциональным монологом на тему о растяпстве и безответственности. Ничего этого он не боялся, знал, что заслуживает.
     И он… написал заявление об уходе. Придумал какую–то кошмарно невразумительную бодягу — почему его необходимо уволить срочно. И шеф, оскорбленный тем, что кто–то решил уйти из такой замечательной фирмы по собственному, а не по его желанию, заявление немедленно подписал.
    Дальше — раздрай. Приличной работы он не нашел. Это несколько лет назад его специальность была в дефиците. А ныне прет поколение детей “индиго”, которые овладевают волшебным миром дискет, мышек, мониторов до того, как научатся на горшок садиться. А более или менее устойчивые, солидные фирмы если и дают объявления “требуется” (на конкурсной основе, разумеется), то и непременно указывают: до 25–30 лет. Моему герою — “за”. И то, что он работал в такой–то фирме, стало ему во зло. Все знают: квалифицированный спец уходит, только имея в загашнике пару лестных предложений. Этот же сам просится на работу, никаких условий не ставя.
    Значит… ну ясно, что это значит.
    К чувству вины перед шефом прибавился стыд. Что тот подумал, когда ляп выплыл наружу? Нарочно его сделал перед увольнением? Или не нарочно, но просто струсил признаться?
    Гложет вина перед сыном и дочкой. Их пришлось перевести из частной школы в обычную и от элитного спортклуба отлучить. Перед женой стыд и вина.
    Выглядит он так, как должен выглядеть человек, по которому проехала арба. И сам в себе засомневался, чувствует себя бесправным перед каждым потенциальным работодателем. И улавливает в своем тоне незнакомое раньше заискивание…
    Отчего умный, все понимающий и умеющий прогнозировать человек так вот, бездумно, разрушил свое благополучие?
    — Я не умею просить прощения. Вернее — НЕ МОГУ! — как–то стыло, безнадежно объяснил он мне однажды.
    Это НЕ МОГУ — не слова, не поза. Он в самом деле НЕ МОЖЕТ.
    Моралисты говорят: чувство вины — благородное. Оно контролирует поступки человека в его взаимоотношениях с людьми, чутко дает знать, где что надо исправить. Человек, не умеющий чувствовать себя виноватым, ужасен. С этим как не согласиться? Только слова надо переставить. “Ужасный” человек себя виноватым никогда не чувствует.
    Но современная психология и религии очень близко сходятся в ином утверждении: чувство вины разрушительно. Вред, который оно наносит, в общем–то, одинаков, просто он проявляется в разной мере.
    То, что ниже — слова известного во многих странах психолога и психотерапевта, создателя Академии ирригационной психологии Игоря Вагина:
     “Во–первых, вина отнимает энергию.
    Во–вторых, лишает уверенности.
    В–третьих, порождает страх.
    В–четвертых, уменьшает активность.
    В–пятых, провоцирует пессимизм, стресс, депрессию.
    Этот “послужной” список можно продолжить. Но главное — вина опасна для жизни, она не дает человеку возможности раскрыть свой потенциал, загоняет его в угол. Человек вынужден прозябать, ведя нищенское или полунищенское существование”.
    А к этому можно добавить из своего (и вашего) знания. Чувство вины может родить в душе человека такую гадость, которая его самого и пожирает. Он начинает ненавидеть того, перед кем виноват. “Хочешь лишиться друга — дай ему взаймы”.
    Да, бывает вина, с которой люди идут на исповедь в храм. Или к следователю. Или, как Родион Раскольников, становятся на площади на колени перед прохожими.
    Но наши “сказки” — для нормальных людей и нормального общежития. Парадокс в том, что вина накапливается и терзает человека именно на этом уровне. Нередко — из–за чепухи, раздутой до трагедии. Было, есть и будет так: самому тошно, а обидел других. Хотел сделать доброе — столкнул человека в ад. Неловкое телодвижение… злое, несдержанное слово... Избавиться от чувства вины, неловкости можно простыми, проверенными веками и народами словами: “простите”, “извините”.
    Опросила я некоторых знакомых, легко ли им их произносить? Ответы — как веер. От “раз плюнуть” к “это же элементарно”, через “чем больше виноват, тем труднее”, до категорического НЕ МОГУ. Но были и варианты, как можно загладить вину, не произнося этих слов. “Когда я орошу домочадцев адреналином, я потом очень раскаиваюсь, хожу молчаливый, спину горблю. Жду, когда меня пожалеют”. “Покупаю подарки. Мои знают, что я скупой. И понимают, что это — просьба о прощении”. “Готовлю мужу его любимые блюда, он расцветает и забывает о моих грехах”.
    Можно придумать и еще десятки таких обходных маневров. Это проходит в кругу близких. Конечно, при условии, если те не относятся к типу людей, которые прощать не умеют и не любят, напротив, накапливают обиды, чтобы при случае терзать ими обидевшего, как рыбу крючком. Но не о них сейчас речь.
    Откуда у моего знакомого… у меня, может быть, у вас это НЕ МОГУ? Конечно, “менталитет” с культивированием чувства вины. Конечно, общая культура поведения. Легче лягушку проглотить, чем извиниться. И, конечно, детство.
    Вспомните, как нас терзали взрослые люди своими бесконечными повелениями: извинись, попроси прощения — перед мамой–папой, дядей–тетей, учителем–воспитателем, перед группой–классом, перед стервой–девчонкой, которая тебе же подстроила пакость. А теперь из лучших побуждений мы насилуем таким же образом своих детей.
    Легко представляю своего знакомого мальчишкой, который стоит перед грозным обвинением, насупясь, и молчит, как партизан на допросе. Вины он за собой не чувствует. А если и понимает, что поступил нехорошо, то насилие, с которым взрослые требуют от него “быть хорошим” и извиниться, вызывает лишь стыд и чувство унижения. Вырос, стал сильным, все сам может оценить… Но произнести простые ясные слова извинения НЕ МОЖЕТ. Язык и глотка каменеют. Они для него пропитаны пережитым стыдом и унижением.
    Несчастны и те, кто в детстве поверили и на всю жизнь запомнили (это больше свойство женщин), что они всегда, во всем и перед всеми виноваты. Перед мамой, что она заболела, что сама не так полюбила–разлюбила, что в огороде бузина, а дядька — в Киеве.
    Как–то заботливые детки вытащили меня на тренинг по холотропному дыханию (есть такое направление в психологии. На фига он был мне нужен!). Запомнилась дама с тяжелейшим неврозом. Рыдая, она рассказывала: два года назад у нее умерла собака. И это ее, ее непростительная вина: она позволила любимой твари родить щенят лишь один раз. Ах, как собачка глядела… какие у нее глаза были… как она страдала! И это переживание… пережевывание вины — целых два года! Кошмар!
    Умная, опытная Светлана, тренер, этот невроз сняла. Но я уверена, что он возобновится через короткое время. Например, из–за того, что в Сахаре жарко, а бедные эскимосы мерзнут. Кто ищет, тот всегда найдет.
    Таким людям, как герой нашей повести, и этой даме, конечно, нужна помощь психологов. И книги по психологии — их сейчас, замечательных, много.
    …Но история эта закончилась — если смотреть со стороны — фарсово. Столкнулись на нейтральной территории мой знакомый и его бывший шеф. Последний — не тупица (шефы дураками не бывают!), сам все и сообразил. Знакомый — наконец–то! — все честно рассказал, извинился. Босс усмехнулся:
    — Действительно, дураков не сеют и не жнут, сами растут. Я не нервная дама, за ошибки сотрудников и свои умею отвечать, а фирму защищать. С первой же зарплаты я вычту у вас за материальный урон, который нанесли. Но будете работать в команде. На вашем месте работает…
    И с садистским удовольствием, с растяжечкой:
    — Ну гений! Мальчишка, в вечернем только учится… го–ло–ва!
    ...Окрыленный герой наш, вернувшись домой, — впервые! — с легким сердцем, с жалостью и любовью к жене и чадам сказал:
    — Много я вам доставил за это время всякой бяки. Простите, неразумного. Я мальчик умненький, больше не буду.
    Жена что–то наскребла, подзаняла… и вечером подарила набор изысканного парфюма лучшему мужчине на свете.
    Валентина Корчагина.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/11889/