«Наше общество сильно задним умом»
На вопросы «МСН» отвечает публицист Эсенбай Нурушев
— Как говорится, большое видится на расстоянии. Вы за “кыргызской революцией” следили издалека, со стороны наблюдаете и за постреволюционной ситуацией. Одни говорят, что это народная революция, другие, особенно российские и некоторые западные обозреватели, называют бунтом, пугачевщиной, дикой борьбой за власть. С чем вы согласны, а с чем нет?
— Оставим этих зарубежных, особенно российских, комментаторов. Отдельные из них договорились до того, что, мол, расстрел российского парламента из танков в октябре 1993–го был самым цивилизованным способом борьбы за власть. Что касается западных обозревателей, то среди них тоже есть такие, кто из девяти искаженных оценок может состряпать десятую — собственную. После андижанских событий они стали писать о нас как о народе, “пославшем региону предупреждение об опасности коррумпированного и репрессивного правительства”.
Да, старый режим уже долгое время страдал комплексом “безумия цезарей”. Против этого недуга в мире существует только одно средство — народный гнев, кульминацией которого стали и мартовские события. Они подтвердили непреложность древней, как этот мир, истины: нельзя доводить народ до отчаяния, когда он вынужден будет проявлять, по выражению Ортеги–и– Гассета, “ожесточенный разум”. Это теперь, надеемся, зарубят на носу следующий и последующие кыргызские “государи”. Только один этот факт, думается, уже кое–чего стоит.
Теперь главный вопрос для нас состоит в том, какой урок мы сами извлечем из этих событий? Станут ли они для нас прорывом к демократическому будущему с более или менее современными ценностями? Или же мы опять вернемся к традициям нашего древнего “народовластия”, перед которым, как утверждали “мыслители” старого режима, вся западная демократия является просто “детенышем”?
— Вы не из тех, кто идеализирует революции. Еще прошлым летом вы сказали, что в таких революциях “верховным правителем” становится толпа, навязывающая собственные люмпенские псевдоценности остальным социальным слоям. На этот раз все получилось по–другому: к власти пришли люди с управленческим опытом, вполне демократических взглядов, которых называть люмпенами нельзя...
— Один из парадоксов революции состоит в том, что в момент ее совершения все поклоняются будущему, но продолжают жить прошлым. Сегодня многие горды тем, что заставили убраться из страны безумного “Калигулу”, умудрившегося номинировать в парламент сразу несколько своих “коней”. Однако под гулом мартовских событий сразу же проснулся и начал действовать другой “Калигула”, долго и глубоко дремавший в затаенных недрах национального самосознания: теперь во многих аилах и районах кипят нешуточные страсти, чтобы привести во власть своего “жеребца”.
“Калигулы” нашлись и среди скороспелых “революционеров”. Если свергнутые правители на все должности ставили своих “сукиных сынов” как награду за их рабскую преданность, кое–кто из нынешних победителей также начал скрупулезно подсчитывать, какому “революционеру” какой трофей достался.
Многим “революционерам”, которые получили за заслуги портфели, нужно было вручить еще по одному чокою (кожаные лапти), чтобы они не забывали свои прошлые политкорни. Ведь среди них есть такие, которые в свое время закручивали гайки старой государственной машины, поддерживали идею о выдвижении Акаева на Нобелевскую премию, обращались к нему не иначе как “мой президент”. О справедливости они вспомнили лишь тогда, когда прежний режим сел им на хвост или грубо обошелся с ними.
— Но без этих, как вы говорите “скороспелых революционеров”, старая дежурная оппозиция вряд ли могла бы поднять народ. За ней пошли бы от силы тысяча человек, и не более того.
— Да, это так. Но эту революцию на самом деле подготовил и совершил… сам Акаев. Почти два года, сразу же после грузинских событий, он занимался только тем, что постоянно дразнил “спящего зверя”, обзывая его кем только вообще возможно. Везде и всюду делал громогласные заявления, что изобрел эффективную вакцину против эпидемии “цветных революций”, хотя никто — ни соседи, ни Москва — об этом его не просили. Но все же роковая провокация произошла в Джалал–Абаде и Оше, когда против протестующих стариков и женщин был брошен спецназ. Кто бы ни был инициатором этой затеи, он достоин того, чтобы называться “убийцей Цезаря”.
Все эти “заслуги” теперь история запишет в актив “революционеров”, хотя они обычно не делают никаких революций. “Революционеры” всего лишь заметили, что власть валяется на улице, и подняли ее. Примечательно, что многие из них спешно вылезли из своих укрытий буквально перед парламентскими “бурями”.
— Ну а почему сам первый, теперь уже бывший, наш президент, интеллектуал, ученый, уравновешенный и даже демократичный по характеру человек, так хорошо начинавший свой путь, в конце своего правления дошел до того, что просто потерял чувство реальности?
— Тут можно назвать две причины, объясняющие это перерождение. Первая — “герметизм сознания”, о котором говорил еще Ортега–и–Гассет. Это когда человек обзаводится поясом определенных понятий и оценок о себе, и, ни в чем не чувствуя нужды извне, замыкается в этом кругу. Тут ему помогли те, кто хорошо знает, что тщеславный правитель, наивно верящий в свою незаурядность, всегда нуждается в тех, кто поддерживал бы его мнение о себе. С этой миссией блестяще справилась целая индустрия пропаганды в лице правительственных СМИ.
Вторая причина — это интеллектуальный варваризм, отличающийся тем, что в споре не доискивается до истины и не желает быть правдивым. Он тоже стал бытом. Под его тиранией у нас зародился новый тип политика–карьериста, который безоговорочно навязывает свою убогость остальным как эталон совершенства, чем и пагубнее любого злодея. Именно таких людей слишком много оказалось вокруг первого президента, благодаря которым пошлость была утверждена как право, а само право стало инструментом “гадкого обмана”, если вспомнить определение Л. Толстого.
— Сейчас предпринимаются активные попытки расчистить политические и правовые завалы, оставшиеся от старой власти. Создано Конституционное совещание, где обсуждаются, можно сказать, судьбоносные для страны вопросы. В этой связи насколько, на ваш взгляд, новая власть да и мы сами готовы избавиться от всего того, что осталось нам в наследство от свергнутого режима?
— Сами по себе эти инициативы и активность общественности похвальны. Только следует учесть, что самые сложные проблемы обычно имеют обманчиво простые решения. Если представители общественности опять пойдут навстречу своим сиюминутным обывательским ожиданиям, то снова превратят власть в квазивласть, воспроизводящую квазиправо.
Когда–то в России, как иронизировал
Н. Карамзин, была единственная конституция — взятка. Мы находимся сегодня именно в таком состоянии. Можно говорить о коррупции как культуре поведения — она настолько развита, что стала почти менталитетом нации. Люди стали больше верить силе чиновничьей “юстиции”, чем самим законам. И в таких условиях праву как феномену объективной действительности у нас фатально не везет. Оно отвергалось по самым разным причинам: сначала во имя укрепления национального суверенитета, во имя стабильности, а потом во имя “самого просвещенного президента в мире”. Теперь вот предлагается пренебрегать им во имя революции. Правовые нигилисты хотят спасти нацию с помощью надконституционного органа, и для них закон, по сути, как столб: влезть трудно, но обойти — запросто. С ними не согласны идеалисты, стоящие за то, чтобы объявить мораторий на любые изменения Основного закона. Но о том, что всякие правовые нормы предполагают условием своего действия одну элементарную вещь — “минимум морали”, нет никакой речи. Почему? Не потому ли, что даже этот “минимум” у нас в большом дефиците, особенно среди политиков?
— С политиками все понятно, кашу всегда заваривают они, а расхлебывать придется народу. Тем не менее здесь есть еще один вопрос, который почти не затрагивается. Речь о роли и ответственности самого общества во всем этом. Может быть, оно здесь вообще не при чем?
— Еще как при чем. Общество наше еще не способно распознать истину, оно остается пока крепким только задним умом. Если хулители Акаева были бы в таком количестве, в каком их оказалось сегодня, судьба нашего первого президента не сложилась бы так печально. Вместо этого на многих критиков Акаева, особенно на так называемых оппозиционных журналистов, и впрямь смотрели как на врагов народа, называли “информационными террористами”.
Состояние любого общества можно определить по приоритету принципов, что для него главнее — истина или показной патриотизм. Поборников последнего оказалось гораздо больше. В итоге получилось то, о чем предупреждал еще Петр Чаадаев: любовь к отечеству, тем более если она слепа, всегда рождает глупых, а любовь к истине — мудрецов. Мы стали фактически страной “без пророков”. Почти все мало–мальски авторитетные представители нации сами себя уничтожили в моральном плане, добровольно выступая в качестве идейных лакеев старого режима. Зато увеличилось количество “мещан во дворянстве”, которых никто не пожелал бы иметь даже лакеями. Вот что самое печальное.
— Но тем не менее уже около десяти человек заявили о своих высоких претензиях: каждый из них считает себя достойным того, чтобы быть президентом страны.
— Это тоже один из признаков духовного кризиса в обществе. Многие, кто идут в политику, в основном руководствуются принципом “своего права”. У таких людей, как подметил еще Гегель, “сильно развивается себялюбие и тщеславие, они стремятся к личной выгоде и добиваются ее в ущерб целому”. К тому же во время революционных бурь люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, стремятся овладеть рулем. А вообще если вспомнить, кто только не претендовал на президентство, у многих из них была лишь одна платформа: “А я не хуже тебя!”. На самом деле за этим скрывается тот факт, что человек мучительно, нестерпимо ощущает свою неполноценность, но ее не признает. Этим лозунгом бросали “вызов” Акаеву и оказали ему неоценимую услугу, придавая некий демократический имидж его нечестной победе. Теперь этот лозунг хотят использовать в отношении единственного фаворита — Бакиева, после того как Кулов снял свою кандидатуру в его пользу. И мотив тот же: “Мы не хуже его!”.
— А как вы смотрите на поступок Кулова?
— Я могу сказать только одно: честь и хвала ему. В этот исторический момент Феликс Шаршенбаевич поступил очень мудро. Иначе бы он вместе с Бакиевым вольно или невольно мог бы сыграть на руку очередного регионального “Калигулы”. Видимо, Кулов хорошо знает истину, которая гласит, что те, кто сейчас на устах массы, потом могут оказаться на ее языке, а затем на зубах. Это ведь тоже закон революции.
Адрес материала: //msn.kg/ru/news/10230/