Распечатать: Алан Кубатиев: я из другого табуна РаспечататьОставить комментарий: Алан Кубатиев: я из другого табуна Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Алан Кубатиев: я из другого табуна Посмотреть комментарии

11 июля 2006

КАРЬЕРА

Алан Кубатиев: я из другого табуна

    Алан Кубатиев человек в Бишкеке и за его пределами известный. Преподает в АУЦА журналистику, иностранную литературу, английский. Переводит с нескольких языков. Пишет фантастику, за что получил ряд зарубежных литературных премий: “Странник” (в один день с Данелией, Андреем Петровым и Шекли), дважды премию братьев Стругацких “Бронзовая улитка” (золотой и серебряной не может быть по определению — названа по произведению Стругацких), украинские “Золотой кадуцей” и “Портал”, премию российского журнала “Полдень, ХХI век” и так далее. Утверждает, что к наградам давно трепета не испытывает, а всякие церемонии — лишь повод подурачиться, фокусы атлетические показать, по Москве–Питеру помотаться с друзьями. Фантастикой не ограничивается:
    “По образованию и врожденному ехидству пишу много критических обзоров, но по приобретенному человеколюбию сплавляю их в стол” (цитата из автобиографии). Знает предков по отцовской линии начиная с IX века, мамина сторона только начинает осваиваться. Кстати, отец Алана Кайсанбековича — из старинного осетинского дворянского рода, а мать — оренбургская казачка. Смесь та еще, но об этом чуть позже. Кропотливо составляет генеалогию, чтобы дочь–выпускница знала всю родню, и пишет автобиографию для нее же.

    — Для чего человеку родословная? Зачем вам знать свои корни?
    — Есть идеология воздушного шара, когда ты пуст внутри и тебя несет по воле любого ветра, — отвечает не задумываясь. — Есть идеология дерева, когда важно чувствовать свои корни и крону как единое целое. Человеку вообще крайне важно ощущать себя обязанным кому–то, и тогда кто–то обязан тебе… И это дает хорошую поддерживающую связь. Практически в любой ситуации. Помните паутинку у Акутагавы Рюноске? Она же луковка у Достоевского?
    Главное, чтобы это происходило примерно так: “Я ушел вперед, но меня учили такие–то, и я взял от них то–то…”. Иначе, считает Кубатиев, человек тщеславен, неверен и что–то скрывает. А что касается происхождения…
    — Так что вы взяли от осетинского дворянина и вольной казачки?
    — О, смесь эта меня переусложнила, как ехидничает моя жена. Осетины — это кавказские гасконцы: задиристы, безумно хвастливы и непомерно высокого мнения о себе. Все так, но есть и здоровое высокомерие, которое не дает впасть в свинство. Тем более что среди них много действительно великих людей. Меня привлекают те, которых я называю старой формулой: аристократы. “Аристос”, если вы помните, по–древнегречески “наилучший”. Они по сути своей не могут поступать неблагородно, низко — лучше под пулю или на эшафот… Казачья кровь во мне — воинственность, совершенная неспособность уступать, когда давят, способность к выживанию. Хвастливости мне с двух сторон досталось. От казаков — любовь к народной песне…
    — Поете?
    — С удовольствием! Студенты меня спрашивают: вы поете в хорошем настроении или в плохом? Я пою всегда! Еще достались военные качества. Всю жизнь занимался боевыми единоборствами. Сейчас отошел: какие единоборства в пятьдесят три года? Теперь только плаваю. Но зато много и с удовольствием.
    — Есть разные теории про то, как складывается судьба. Для вас это целенаправленная работа — сделать так, чтобы жизнь была наполненной, разноцветной? Или случай, везение?
    — Считаю, что мне повезло с самого начала — еще до моего рождения. С родителями. Все остальное зависит от человека.
    — Вы — писатель–фантаст. Вообще чем объяснить привязанность к фантастическому? Человеку чего–то не хватает и он выстраивает себе параллельные миры? Замещает реалии?
    — Наоборот, выявляет их. Это другой тип мышления. Вы никогда не узнаете, что такое кокосовый орех, пока его не расколете. “Я там, где реальность уже кончилась, но откуда еще видна…” — так я ответил однажды на вопрос о своем месте. Такой угол зрения. И он позволяет раскрыть то, что невозможно понять без дистанции. Есть еще и феноменологическая сторона вопроса. Я ведь не только писатель, но и историк литературы, и историю фантастики изучал специально. Так вот, фантастикой угадано почти все! Только чудовищная неграмотность современных, скажем, политиков не позволяет воспользоваться “пророчествами” фантастов и вынуждает верить жуликам–политологам. Сейчас писатели, способные к предугадыванию, встречаются все реже. Невероятное количество графоманов развелось, которых раньше бы на пушечный выстрел не подпустили к издательству. Нынче типографский станок должен быть загружен… Это не писатели, а текстовики и килобайтники, которые пишут, не подкрепляя это знаниями, не вписывая себя в интеллектуальную среду, не испытывая трепета перед языком… Пишут о магах, сморкающихся пламенем, красотках в кожаных лифчиках, скачущих на единорогах (смеется)… Это не литература, это жвачка для мозгов. Дешевая сочиниловка. Слава Богу, есть и появляются другие, настоящие. Но им труднее.
    — Вы попали еще в ту когорту писателей– “предсказателей”? Вообще, с фантастами происходят странности в жизни?
    — Происходят, и объяснить их порой невозможно. Но для того жанра, которым занимаюсь я, — абсолютная норма. Не верю в экстрасенсорику, в НЛО и магов. Но удивляюсь тому, что со мной происходит. Было у меня несколько угадок очень точных.
    И рассказывает, как нереальные, казалось бы, сюжеты нескольких его произведений совпали с тем, что произошло наяву. Скажем, герои повествования “Только там, где движутся светила” — два мальчика, которые могут жить только в совершенно стерильной среде. У них абсолютно отсутствовал иммунитет, и любой, практически родной человеку микроб становился страшной угрозой для них. Один мальчик находит способ жить и служить людям, а второй беззастенчиво торгует своим дефектом, за что и оказывается перед полной пустотой бытия.
    — Через год я прочитал про одного отца, свихнувшегося на экологии, — продолжает Кубатиев. — Его сын был изолирован от мира с рождения, даже гулял в… скафандре! И умер от банальной простуды, залившей ему легкие. В “Пепельном рейсе” ситуация, доведенная до абсурда, предвещает события в нынешней Киргизии. Дописал я эту вещь в двадцатых числах января, а что случилось в марте — вы знаете. Видимо, есть эффект антенны, когда человек, заинтересованный в этом мире, воспринимает нечто помимо своей воли. Начинаешь выдумывать чью–то жизнь — и вдруг получается не то, что задумывал, а чистое предсказание. Только не надо стараться предугадать, а как шаман — словно нажрешься мухоморов, набьешься в бубен и летишь над тундрой… И вот оттуда, с высоты, уже что–то видно.
    — Вы упомянули килобайтников. Но ведь и вы недавно “прописались” в Интернете, завели себе журнал. Мне кажется, “живой журнал” — это некий эксгибиционизм: выставляешь напоказ свою обильную жизнь и мысли “по поводу” вплоть до “что съел на обед”. Вас–то что в сеть занесло?
    — Я не эксгибиционист. Но и не ретроград. К чему спорить с веком? Я очень долго обходился без этого. Но сейчас — простите за нескромность — становлюсь все более известным. Я хочу, чтоб какие–то мои вещи были ожидаемы. Упаси Бог, я не тестирую свои тексты на моих интернет–читателях! Это средство общения — не более. И немножечко рекламы. Все мы человеки, я тоже чуть–чуть тщеславен. Щелкнуло в голове — выдал в сеть. Позабавился, создал словесный образ, допустим, этакого азиатского денди. И никто не подумает, что я в это время сижу за “клавой” в драных тапочках, пес кругами ходит, за дверь просится. Для них я выгляжу замечательно — как сам нарисовал…
    — И вас рутина, получается, засасывает…
    — После определенного возраста рутиной начинаешь наслаждаться. Как в романах XIX века: от описания процедуры наливания чая капает слюна. Нормальный здоровый автор без коммерческой патологии видит мир именно так: как связную ценность. Мир прекрасен, и даже когда на наших калошных политиков смотришь — да это же кайф! Такой материал, такая прелесть, такой театр!..
    — Вы принципиально некоммерческий писатель?
    — Я бы с удовольствием подзарабатывал больше. Но пишу мало. Точнее, медленно: как говорил Флобер, за такую работу надо набить себе морду. Но и качество другое. Кто не читал в туалете Маринину или Донцову? Мало ли что сейчас читается… Китайская инструкция к пылесосу тоже читается. Очень люблю этот офигенный китайский русский язык! Я допускаю, что и меня кто–то читает в туалете, таким вот извращенным способом со мной сводя счеты (хихикает). Но я не пишу того, что на потребу… Или пишу, но как Фолкнер — наилучшим своим образом. Коммерциализация — неизбежное, но зло.
    — Идейные романтики со злом борются…
    — Борюсь, хотя я совершенно не романтик. У меня скверная репутация: о сегодняшних кумирах могу сказать такое, что в моем “живом журнале” заваривается буйный флейм. Никогда не стану коммерческим писателем. Я совершенно из другого табуна. И несусь по своим степям. Халтурил я только в журналистике. И то под псевдонимом. И то редко. Всегда был фрилансером, даже в советские времена в штате не состоял. Видите ли, у меня скверный характер и я не выношу давления. Хотя успел попечаться во всех приличных газетах, кроме вашей. Для меня журналистика всегда была вторичной по отношению к литературе. Для кого–то наоборот.
    Кубатиев тут же выплескивает массу примеров как про газетчиков, так и про писателей: кто–то рвался в Москву, где и печататься легче, и спонсоров добрых побольше, и сама среда благодатнее, кого–то Москва сама находила в провинциях и пыталась вытянуть, да не тут–то было.
    — Но славы–то хочется? Почему вас не тянет в Москву?
    — Никакая слава не может быть вполне достойной меня, — даже бровью не повел. — Слава — это не то, в чем я нуждаюсь. У меня есть несколько тысяч читателей, которые достаточно полно понимают меня. Тот, у кого во мне есть потребность, — он найдет меня. А слава… Во–первых, это безумно тяжело. Я уже был на вершине и, честно говоря, оттуда сбежал. Тебя требуют на мероприятия, от тебя чего–то хотят, какие–то нелепые приглашения, свадебное генеральство... Писателю нужна среда. В Киргизии среды нет. Я не гарантирую, что когда–нибудь не встану из–за этого на крыло. Но Киргизия имеет другое — это страна со своей магией. Такая уникальная страна, которую я всю, где мог, излазил. Как и вся Азия в целом…
    Алан Кайсанбекович тут же погружает в увлекательное путешествие с археологическими деталями, разбором этносов и культурологических ценностей.
    — Вы так увлеченно об этом рассказываете. Отчего же отучились на филолога, а не, скажем, на археолога?
    — Филолог — универсальная профессия. Чтобы быть качественным филологом, нужно освоиться и в истории, и этнографию знать, и в культурах разбираться… Еще довольно долго занимался психологией, кое–что понимаю в психиатрии — двадцать лет жизни бок о бок с женой–психиатром… Ну и прочее — это называется “хаотическая эрудиция”. Но все пригодилось и пригождается.
    — Вам свойственно вступать в полемику, доказывать и бить себя в грудь, что вы написали лучше, чем отзываются злопыхатели в Интернете?
    — Никогда не отстаиваю свое, потому что уверен в себе и моих читателях. Но сам довольно жестокий критик: писателя щадить нельзя. Хвалить — можно.
    — А вам свойственно гундеть, что–де были люди в наше время, не то что нынешнее племя?
    — До такого маразма я дойду нескоро — лет через тридцать пять. Я осознаю, что они (молодежь. — Авт.) выросли в другое время, в другой культурной среде. Они не способны меня понять сразу. Но в этом и прелесть: пробиваться к человеку, понять его и дать понять себя. Я всю жизнь с молодежью, отчего и не заметил, что постарел. В какой–то мере я вампир, подпитывающийся их искрящей энергией. То немногое, что может сделать взрослый человек для невзрослого (это не его вина, что он другой), — показать себя, дать ориентиры, выбор, представления о многоформности мира. Молодежь ведь консервативна: у нее одна мода, один пример для подражания, одна музыка. Ей страшно показать, что она болеет за другую команду или вообще не болеет, носит другие штаны. А умные взрослые показывают: да господи, будь независим, в конце концов. На тех молодых, кто может понять, ЧТО во взрослых им нужно, — на них можно надеяться. Для меня куда больше сделали взрослые, нежели сверстники: родители, дед, тренеры (они у меня были замечательные, а вот преподаватели в школе — паршивые), моя наставница Валентина Васильевна Ивашева и очень многие люди, которые даже не ведали об этом, — Александр Мень, Никита Толстой, Лазарь Баткин, Станислав Аверинцев, Валерий Соложенкин...
    — Но имидж у вас, скажем прямо, молодежный… С чего вдруг взялись зеркальная голова и щегольская бородка?
    — Всегда хотел быть похож на деда по отцу — он так выглядел еще в начале ХХ века. И потом, я люблю менять имидж. Я часто экспериментировал с собой. Был даже хиппи. Но недолго. Они так консервативны…
    — Еще скажите, что у вас есть сюртук и “бабочка”!
    — У меня самая большая коллекция “бабочек” в городе. По одной на каждый день: они настоящие, завязывающиеся, а не на резинке, и все из разных стран.
    — А что для вас самое ценное в жизни?
    — Сама возможность жить. Другой формы существования, чем человеческая, себе не представляю. Ее составляют моя семья, моя жена и дочь, мое дело, мои друзья, разумеется, мой пес. Возможность жить и не испытывать стыда за то, что ты делал. Хотя стыд тоже нужен — “Без стыда не вынырнешь чистым из пруда”. Это я сочинил лет в восемь. Здорово. Горжусь до сих пор.
    Татьяна Орлова.

    


Адрес материала: //msn.kg/ru/news/14706/


Распечатать: Алан Кубатиев: я из другого табуна РаспечататьОставить комментарий: Алан Кубатиев: я из другого табуна Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Алан Кубатиев: я из другого табуна Посмотреть комментарии

Оставить комментарий

* Ваше имя:

Ваш e-mail:

* Сообщение:

* - Обязательное поле

ПОГОДА В БИШКЕКЕ
ССЫЛКИ

ЛЕНТА НОВОСТЕЙ
ДИСКУССИИ

Наши контакты:

E-mail: city@msn.kg

USD 69.8499

EUR 77.8652

RUB   1.0683

Яндекс.Метрика

MSN.KG Все права защищены • При размещении статей прямая ссылка на сайт обязательна 

Engineered by Tsymbalov • Powered by WebCore Engine 4.2 • ToT Technologies • 2007