Диалог глобализаций

Распечатать

Оставить комментарий

Посмотреть комментарии

9 июня 2006

ПИСЬМО В НОМЕР

    Экспертный клуб партии “Санжыра”
    Если не высказаны
    противоположные мнения,
    то не из чего выбирать лучшее.
    Геродот
    Цивилизация заключается не в большей или меньшей утонченности элит, но в сознании, общем для целого народа. И это сознание всегда реалистично. Потому что это сознание большинства. Причем большинства не в понятии масса или толпа, но в понятии личность. Поскольку каждый народ и есть единственная неповторимая личность, выразителем которой становится великий человек. Точнее мысли великого человека, которые могут разбудить уснувшее сознание и открыть народу горизонты его величия.
    Для многих народов величие заключается в прошлом, в истории, для немногих — в будущем. Потому что будущее закладывается настоящим и принадлежит тем, кто достаточно добродетелен и у кого хватит сил расстаться с прошлым. При этом будущее требует деятельности, той самой, при которой не будешь сидеть сложа руки и ждать, пока другие принесут тебе в дар свободу и независимость. И еще — самоуважение. Именно так говорил Великий Аятолла Рухолла Мусови Хомейни.
    Его слова стали не просто наследием, но и ориентиром — в феврале 2006 года исламской революции в Иране исполнилось 27 лет. Ведь вот уже почти три десятка лет именно благодаря Великому имаму иранская революция являет собой образец не рассадника настоящих и будущих разногласий, но залог дальнейшего согласия иранской Уммы.
    И, может быть, не только иранской Уммы, учитывая, что именно Хомейни призвал мир к диалогу. Диалогу, который до него в мировой истории провозглашали очень немногие — Саади, Толстой, Ганди. Призвал к диалогу цивилизаций, который мог увидеть только настоящий имам, получивший звание Великого Аятоллы не когда–нибудь, а именно в 1961 году, когда мир стоял на пороге ядерной войны. Может быть, именно это повлияло на мировоззрение будущего духовного лидера шиитов. Может быть, и тот факт, что Хомейни был учеником великого мыслителя Муллы Садры…
    Но мир узнал уникального человека, который стал первым после Авиценны философом, спасшим страну своим деятельным участием в жизни своего народа. Духовный подвижник и лирик, политик и преобразователь общества, он возглавил одну их двух крупнейших революций ХХ века. Причем девизом этой революции для Аятоллы стал принцип побуждения к благому и предупреждения запретного.
    Сегодня много спорят о том, изменился ли характер иранской революции, которая начиналась как исламская по форме, а завершилась тем, что стала исламской и по содержанию. Спорят и о том, прав ли был Хомейни, выступая против западного демократизма, несовместимого с многолетней исламской традицией в иранском обществе. Но при этом безусловным остается тот факт, что революция Хомейни вышла за пределы Ирана и стала одним из векторов многополярного мира, предложив этому самому миру собственное видение глобализации.
    Да, на первый взгляд Великий Аятолла оставил после себя в материальном плане коврик для молитв, очки и книги. Но есть и иное наследие — духовность, в которой заложены основы взаимопонимания между людьми. А еще один из пяти основных принципов шиизма — “адль” — “справедливость”, которая соответствует европейско–гуманистическим ценностям и антонимом которой в фарси выступает понятие “угнетение”.
    За справедливость и началась исламская революция в Иране. Ведь не будем забывать о том, что в 1941 году на территорию Ирана были введены иностранные войска и даже появилась идея реформировать страну “по образцу третьего рейха”. А еще был период оккупации и разгром национально–демократического движения, которые значительно замедлили темпы модернизации как экономики, так и общества. Ведь иранская нефть долгое время не использовалась для внутреннего развития, что стало причиной всенародной борьбы за собственные ресурсы и одновременно — огромных иностранных задолженностей.
    Более тридцати лет Иран находился в тяжелейшем социально–экономическом положении. Тяжелейшем еще и потому, что в стране сформировались разнополярные политико–социальные силы, каждая из которых видела совершенно противоположный путь развития и которые вряд ли смогли бы договориться. В этих условиях Хомейни и показал себя мастером политического лавирования, ликвидировав шахский режим и дезориентировав левомусульман и коммунистов. При этом были заложены основы качественно нового общества, аналогов которому еще не было в мировой истории. Поскольку Хомейни удалось создать исламскую демократию, включившую в себя не только материальное благополучие, но и духовное возрождение.
    Хотя нельзя не отметить, что идеи социальной справедливости Хомейни получили сегодня максимальную реализацию. К 90–му году прошлого века дефицит государственного бюджета Ирана уменьшился с 50 процентов до 0,5 процента при этом поступления в бюджет страны увеличились на 13 процентов и на 30 процентов снизился уровень бедности. За десять лет производство выросло в 3–4 раза по различным отраслям, а прирост, полученный в нефтяном секторе, составил почти половину доходов государства. Это позволило Ирану разработать программу развития экономики без опоры на нефть, согласно которой к 2016 году доходы должны увеличиться в два с половиной раза. Подобный рост производства, позволяющий расплачиваться с внешними кредиторами, не может не ассоциироваться с понятием “исламского чуда”, в котором реализовались обещания Великого Аятоллы.
    Правда, сегодня все чаще подобный рост начинает вызывать опасения у некоторых стран, поскольку Иран целенаправленно движется к роли не только регионального лидера, но и одного из лидеров мировой политики. Во многом этому способствовал распад Советского Союза и образование “тюркской дуги” вдоль северных границ Ирана из числа постсоветских государств, в стабилизации политики которых заинтересовано не только иранское руководство, но и российское.
    Лидерство на мировом уровне, безусловно, требует от Ирана и некоторых изменений во внутренней политике, что иногда воспринимается как отход от мирных идей, которые проповедовал Хомейни. В частности, именно так многие воспринимают ядерную политику Ирана, забывая, что атом не всегда служит средством нападения, но иногда еще и обороны. Подобному восприятию, несомненно, способствует то, что на протяжении последних двух десятилетий ислам отождествляется не иначе как с террористическими группировками и самое главное — ортодоксальностью.
    Мы настолько привыкли к единственной трактовке демократических ценностей, что уже не можем представить себе возможность существования этих же общечеловеческих ориентиров, но в другой интерпретации. Скажем, гражданская активность и доктрина Хомейни о политической активности каждого мусульманина направлены на осуществление одинаковых целей — формирование единого общества.
    Точно так же, независимо от того, считается государство светским или теократическим, основным законом выступает Конституция. Именно поэтому предыдущий президент Ирана Рафсанджани добровольно ушел в отставку, поскольку не имел права баллотироваться на третий срок. И это несмотря на то, что его сторонники требовали внести поправку ввиду особых заслуг “творца созиданий”. И не менее демократичным является тот факт, что победивший на выборах в 1997 году Хатами впервые в истории Ближнего и Среднего Востока вице–премьером назначил женщину. Новый лидер Ирана сдержал свое обещание предоставить больше свобод женщинам и молодежи, которые и стали его основными сторонниками на выборах.
    Именно поэтому можно уверенно говорить о том, что наследие Хомейни не было утеряно его учениками, но продолжает развиваться, являя миру не только память о Хомейни, но и возможность выбора между гибелью и диалогом цивилизаций. И, возможно, результатом такого выбора станет диалог глобализаций, основанный на принципах социальной справедливости, провозглашенной Великим Аятоллой.