Трое во власти, или Принципы коллективного руководства

    После мартовской революции в обществе с новой остротой разгорелись дебаты вокруг президентской власти. Вновь политики заговорили о необходимости разделения и разграничения властных функций и полномочий.
    Многократно доказанная истина: история учит тому, что ничему не учит. И одно из наиболее ярких подтверждений она находит, пожалуй, в неисправимом убеждении, что коллективное руководство — явление прогрессивное, предохраняющее власть от опрометчивых шагов, гарантирующее утверждение демократических начал в обществе.
    Всякий раз после смерти или изгнания очередного “вождя”, пришедшие ему на смену правопреемники изобличают его, клеймят и ниспровергают “культ личности”, “волюнтаризм”, “старческий маразм в управлении”, “предательство интересов социализма”, “авторитаризм” или что–либо иное (разоблачать всегда найдется что). И непременно заверяют, что уж они–то впредь и во веки будут строго руководствоваться принципами коллегиального руководства.
    Тут обращает на себя внимание вот какая деталь. Почему–то так исторически сложилось, что распространяется это “коллективное руководство”, как правило, на трех человек. Еще в достопамятные времена до нашей эры в Древнем Риме был создан коллективный орган — триумвират. В него вошли Юлий Цезарь, Гней Помпей и Марк Красс. Революцию во Франции тоже возглавила троица — Жорж Дантон, Максимильен Робеспьер и Жан Поль Марат. Однако их быстро убрали (физически) и в послереволюционной Франции воцарился триумвират консулов — Наполеон Бонапарт, Эмманюэль Сиейес и Роже Дюко.
    Не удалось избежать этой магической цифры и в коллегиальном руководстве в СССР. Вспомним. Сразу после смерти Ленина руководство страной возглавили Зиновьев, Каменев, Сталин. После смерти “вождя всех времен и народов” у руля управления государством встали Берия, Маленков, Хрущев. После разоблачения и ареста Берии и разгрома антипартийной группы на вершине пирамиды власти закрепились Хрущев, Булганин, Микоян. После смещения со всех постов Хрущева “коллективное руководство” было поручено Брежневу, Косыгину, Подгорному.
    Как показывает та же история, ничего путного из этого не получается. В “тройке” всегда обнаруживается “коренник”, который постепенно вытесняет из “коллективного руководства” своих партнеров, отодвигая их на задний план, а порой и просто физически уничтожая. В связи с этим вспоминается анекдот. Один рабочий, работавший на оружейном заводе, потихоньку выносил различные детали, чтобы собрать дома коляску для ребенка. Но как ни старался, всякий раз получался ручной пулемет. Так и тут, как ни старались члены триумвиратов учредить коллективное руководство, всякий раз находился хитрейший, который захватывал власть и в итоге получалось авторитарное единоначалие.
    Словом, история убедительно доказала, что “коллективное руководство” это такая же реальность, как “сапоги всмятку” или “жареный лед”.
    Думается, суть этой проблемы выражена в приписываемых Черчиллю словах, сказанных им Сталину в ходе Ялтинской встречи в верхах. В разговоре о сравнительной ценности социалистической и капиталистической систем английский премьер–министр якобы заметил: “Основная разница между нашими системами состоит в том, что у нас господствуют законы, а у вас — люди”.
    В странах с утвердившейся демократией господствует приоритет трех ветвей власти — законодательной, исполнительной и судебной. Как видим, здесь тоже триумвират. Но не персоналий, а институтов. Во всех случаях “коллективного руководства” наблюдалась дележка “пирога власти” на троих, пока его не прибирал к рукам целиком самый хваткий. Но чтобы этому захвату дать законный вид и толк, человек у власти стремился подвести под него правовую базу. Скажем, Юлий Цезарь, взяв верх в Древнем Риме и провозгласив себя императором, заложил основы римского права. Став вначале первым консулом, а затем также императором, Бонапарт оставил своему народу Кодекс Наполеона. Сталин и Брежнев прославились в вопросах права тем, что явились родоначальниками соответственно сталинской и брежневской конституций. Причем последний придал правовой характер однопартийной системе в СССР, утвердив конституционно руководящую роль КПСС. Тем самым было узаконено право партии на единоличную непререкаемую власть.
    Что же касается Конституции независимого Кыргызстана, то она, на мой взгляд, может смело претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса рядом с героическим эпосом “Манас”. Принятая 5 мая 1993 года, она за неполные 10 лет четырежды подвергалась основательной переделке, наделяя всякий раз главу государства все большими полномочиями. А претерпев в феврале 2003 года капитальный ремонт, она, специально подогнанная Акаевым под Акаева, наделила президента беспрецедентно широкими полномочиями.
    Наверное, будь Акаев компетентным, сильным, энергичным, да к тому же еще и дальновидным президентом, а его администрация и ближайшее окружение сплоченной и талантливой командой профессионалов, с этим можно было бы мириться, отнеся хроническую переделку Конституции к неизбежным и необходимым факторам переходного этапа развития. К сожалению, в нашем случае Конституция была подогнана под одного человека, не отвечающего по своим деловым и человеческим качествам, по своему жизненному опыту занимаемой должности. И в силу этого она объективно стала тормозом развития, привела к таким серьезным деформациям в обществе, что потребуется не один год, чтобы исправить положение и хотя бы вернуться на исходные позиции.
    В первую очередь к негативным последствиям я бы отнес серьезный развал экономики и инфраструктуры. За без малого 15 лет правления Акаева экономика республики так и не оправилась от шока и, несмотря на постоянные заявления самого президента и его приспешников об уверенном подъеме и выходе из кризиса, пока еще находится далеко от подъема. За короткое время страна потеряла огромный потенциал квалифицированных кадров, опытных профессиональных управленцев среднего и низшего звена, значительную часть интеллектуальной элиты, работников интеллигентных профессий. Развал экономики способствовал быстрому и во многом незаконному обогащению одних (относительно немногих) и обнищанию, переходу из среднего сословия в разряд бедных других (большинство). И что хуже всего, обнаружилось, что всенародно избранная власть менее всего готова и настроена служить интересам тех, кто привел этих людей к власти, далека от интересов общества.
    Трудности переходного периода усугубляются тем, что сложившаяся порочная политическая система создала и стала базироваться на порочной модели реформ. Послушно и слепо следуя советам и рекомендациям зарубежных экспертов из МВФ и Всемирного банка, Акаев позволил им сделать из Кыргызстана и его граждан подопытных кроликов. Развал великой державы открыл перед западными финансистами и экономистами огромный полигон для апробации умозрительных экономических теорий.
    Однако из всех 15 союзных республик бывшего СССР только Кыргызстан позволил сделать из себя лабораторию МВФ и ВБ. В итоге республика оказалась в долговой кабале и вынуждена заискивающе глядеть в рот эмиссарам из МВФ и других международных финансовых институтов.
    Хорошо осознаю, что сильный спад производства в реальном секторе экономики, невиданный прежде размер безработицы, резкое снижение уровня жизни большинства населения, затяжной и тяжелый экономический кризис в той или иной мере пережили все постсоветские страны. Но если большинство из них оправились от шока и начали постепенно набирать обороты, то Кыргызстан продолжает безнадежно пребывать в нем.
    Судя по высказываниям и.о.президента Курманбека Бакиева (к сожалению, по другим признакам мы судить пока не можем), он отчетливо видит все негативы полученного им наследства и готов пойти прежде всего на установление противовесов власти. Надо полагать, он искренен в своих словах и намерениях. Но вспомним. Когда Акаев только входил во власть, он тоже был, как мне представляется, вполне искренен в своих демократических устремлениях. Думаю, не лукавил молодой президент, говоря, что ему стыдно видеть из окна своего лимузина толпы людей на автобусных остановках. Полагаю, не поддельным было возмущенное требование Акаева к зарвавшимся руководителям областных и республиканских правоохранительных органов остановиться, прекратить строить по несколько домов и покупать по несколько различных марок автомашин, призыв побояться Бога. Наверное, верил он в глубине души и в то, что Дух Манаса хапугам и мздоимцам этого не простит.
    Увы, метаморфозы и деформации в психологии, в сознании и поведении человека, пришедшего к власти, происходят постепенно и не слишком заметно как для него самого, так и для постороннего взгляда. Противоядие этому злу давно изобретено. Это жесткий и системный общественный контроль за действиями власти со стороны оппозиции, неправительственных СМИ, политических партий и НПО.
    Чтобы успокоить взбудораженных мартовской революцией кыргызстанцев, Бакиев и Кулов создали двойственный союз, пообещав в случае удачного исхода президентских выборов разделить властные полномочия. Нет сомнения, что по возвращении с летних каникул свои претензии на определенную долю причитающейся ему власти предъявит и торага Жогорку Кенеша Омурбек Текебаев. Но сможет ли этот триумвират в добром согласии, дружно и эффективно управлять страной, должно показать уже ближайшее будущее.
    Еще в бытность СССР народ окрестил коллективное руководство коллективной безответственностью. Кыргызстану сегодня нужно четкое, поддающееся логике и здравому смыслу, а главное, строго соблюдаемое разделение функций и полномочий между президентом, парламентом, правительством. Нужна профессиональная, независимая, некоррумпированная , соблюдающая законы и подчиняющаяся им судебная власть.
    Отучившись доверять какой–либо власти вообще, кыргызстанцы сегодня вынуждены верить в Бакиева и Кулова. Верить и надеяться, что они окажутся достойными высокой миссии, которую им доверил народ и которую они взвалили на себя. Другого у кыргызстанцев сегодня попросту нет.
    Вячеслав Тимирбаев.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/10949/