Революция «клонов» не исключена

    И если она случится, будет направлена против демократии, считает журналист Эсенбай Нурушев, который согласился из Праги по Интернету ответить на вопросы нашего корреспондента
    —Давайте поговорим о “бархатной революции”. Похоже, она становится весьма злободневным вопросом в свете приближающихся у нас выборов. Но сначала хочется спросить: как вы понимаете “бархатную” революцию в ее различной ипостаси — “розовой”, “оранжевой”? И действительно ли она изобретение американцев?
    — Нет, этот “велосипед” изобрели не американцы, а индийцы, когда Махатма Ганди, исходя из своей философии ненасилия, путем длительных переговоров добился независимости Индии от Британской империи. Тогда это называли национально–освободительным движением. Ну а наиновейшая история этих революций хорошо известна: они вспыхнули и стали повальными в период горбачевской перестройки, прошли под лозунгом освобождения уже от коммунистической империи и привели к развалу соцлагеря, а затем и Советского Союза. Но название “бархатной” эта революция получила в Чехии, где ее день рождения отмечается как государственный праздник.
     Теперь эти революции приобрели совсем другой оттенок и чаще всего стали возникать в постсоветских странах, особенно там, где власть монополизирована горсткой людей, которые не дают себя заменить с помощью выборов, фальсифицируя их итоги. Так что эти революции означают прежде всего углубляющийся кризис постсоветской модели развития. Однако в целом современные правозащитные концепции склонны интерпретировать их как вынужденный, потому и довольно крайний, но все же мирный способ реализации права народа на смещение того правительства, которое его не устраивает. В то же время, с точки зрения противников революционизма, скажем, Ортега–и–Гассета, эти революции вполне можно было бы называть “восстанием масс”.
    Я думаю, в этих вопросах заключена суть подобных революций. Они, как и всякие революции, обычно заканчиваются одним тем же результатом: после свершения опять воспроизводят прежние административные ресурсы, то есть все равно возвращаются на круги своя, о чем предупреждал еще Алексис Токвиль. Вдобавок к этому в таких революциях ”верховным правителем” выступает толпа, представители которой затем захватывают господствующие позиции в иерархии общественных структур и начинают навязывать собственные люмпенские псевдоценности остальным социальным движениям. Все это мы уже проходили и до сих пор страдаем от психологии толпы. Одним словом, не стоит идеализировать эти революции.
    — Но ряд местных экспертов уверенно заявляют, что цепочка этих революций в скором времени продолжится, что на очереди уже государства Центральной Азии, в том числе и Кыргызстан.
    — Из всех прогнозов, на мой взгляд, наиболее вероятной кажется версия президента о “государственном перевороте”, который может произойти в следующем году. Об этом он предупредил все силовые структуры, в том числе и военных, чтобы они были наготове. Не допустить такого можно только одним путем — переходом на прямое президентское правление, поскольку другого более надежного политического пасьянса в колоде властей не осталось. Для такого варианта, когда вся полнота власти, в том числе и полномочия парламента, будет делегирована главе государства, Конституция отводит почти год. Это вполне достаточный срок для осуществления далеко идущих планов.
    Правда, тут есть один маленький нюанс, который может испортить все. Дело в том, что при переходе к такому режиму придется подавлять сопротивление очень многих людей, что, в свою очередь, потребует от президента срочно перевоплотиться в настоящего диктатора. А этого он при всем желании сделать не может, поскольку в его человеческой натуре нет таких данных.
    — Но президент говорит о “государственном перевороте” в том смысле, что оппозиция, особенно ее радикальная часть, может прибегнуть к насильственным действиям в своей борьбе за власть.
    — Для этого нужны две вещи — фальсификация итогов голосования и поддержка существенной части населения. Первое объязательно будет, но не повсеместно. Что же касается второго, то наш народ традиционно апатичен и поражен “неврозом покорности”. Даже деньгами заманить его в нужном количестве на революцию весьма проблематично, к тому же оппозиция у нас, как известно, сама голая. Она делает ставку на “трезвомыслящих людей”, которых раз–два и обчелся. С ними и несколькими бунтарными округами революцию, тем более государственный переворот, не сделаешь.
    Но пока оппозиция действует в том направлении, что может раздробить даже ту часть населения, которая на самом деле готова стать ей опорой в смене режима. Спешно создаются многочисленные политические блоки, как будто вся проблема в их дефиците. Кроме этого, оппозицию стали возглавлять бывшие соратники, сподвижники, а то и семейный друг президента. Когда их вдруг столь много оказалось в стане оппозиции перед выборами, у определенной части населения это не может не вызвать сомнение, а то и неприятие.
    Так что шансы захватить власть силой у оппозиции не так уж велики, как это кажется. Карт–бланш все еще в руках у властей и их сторонников. Они сумели уже выставить почти всем оппозиционным партиям и блокам альтернативных дублеров. Не исключено, что на этот раз они будут оспаривать результаты голосования, если их кандидаты проиграют и, возможно, ответят на массовые акции оппозиции адекватными мерами. Оказать этим “клонированным” структурам всяческую подмогу готовы чиновники–карьеристы всех рангов, зараженные коррупцией и клептоманией, а также толстосумы, которым власть нужна для того, чтобы “крышевать” самих себя. Если они пойдут напролом, тогда это уже будет не “бархатная” или “тюльпановая”, а “клоновая” революция.
    — А каково ваше мнение насчет внешних факторов? Тут идут упорные разговоры о том, что российские политтехнологи, проиграв в Грузии и на Украине западным спонсорам акций по “продвижению демократии в республики СНГ”, полны решимости отыграться на подмостках Центральной Азии, в том числе и у нас, и что мы вскоре можем стать ареной столкновения интересов России и Запада.
    — Мощные рычаги воздействия на нашу внутреннюю ситуацию, конечно, имеются как у России, так и у Запада. Но наивно думать, что из нашего президента, конституционный срок которого подходит к концу, Москва готова сделать своего Самосу. Запад тем более делать этого не будеть. Тут выбирать должны не они, а мы. Мы же находимся в таком положении, что в экономическом плане не можем существовать без западных дотаций, а без России не можем обойтись в любом случае, если даже станем новым штатом США. Здесь абсолютно прав президент Акаев, определивший свое отношение в данном вопросе не как “или–или”, а как “и–и”. Я думаю, если президент выступит в роли объективного и строгого арбитра, не принимая чью–либо сторону и руководствуясь исключительно принципом верховенства закона, то он сделает для страны дело, которое стоило бы десять таких революций. Тем более, выступая в Гарварде, Акаев сам заявил, что он решительный противник назначения преемников. Пусть народ сам выберет президента, сказал он, поскольку народ у нас образованный и мудрый, сам в состоянии выбрать стоящего человека.
    — Но почему тогда президент наводит страх на всю страну, заявляя чуть ли не о “международном заговоре” против Кыргызстана? Он говорит о “сращивании внешних и внутренних угроз”, о попытках “насадить демократию извне”, что может привести, по его словам, к “непредсказуемым последствиям”.
    — Тут нет ничего неординарного, это ведь любимый прием в политике. Когда власти начинают массированно пугать общество угрозами разного рода, исходящими изнутри и извне, даже самый умный и образованный народ быстро собьется с толку. И ради безопасности, которая, как заметил еще Монтескье, является первой формой свободы, масса охотно уступит государству многие свои права. Вот тогда она в руках правителей уже становится первой формой ограничения свободы. Именно в таком ключе используются нынче понятия “национальная безопасность” многими правительствами, особенно в нашем регионе, и мы тут не исключение.
    В то же время, по–моему, на самого президента тоже наводят страх определенные силы, особенно его окружение и приближенные люди. Вся эта истерика вообще–то исходит от них, и с их подачи ее закатывают на полную катушку официальные СМИ. Они уже открыто призывают Россию выступить “в защиту кыргызской демократии от нашествия западных технологов “бархатных” революций”. В правительственных изданиях вашингтонскому “радикализму” уделяется столько внимания, что по степени угрозы на безопасность Кыргызстана американское правительство как бы вышло на первое место, оттеснив на задний план даже исламистских террористов. Более того, отдельные “знатоки” смело утверждают, что “Хизб ут–Тахрир” финансируется Западом. И все это властям ничуть не кажется “далеко не безобидным политическим упражнением”, если воспользоваться выражением президента. Наоборот, антиамериканизм и антизападничество становятся как бы одними из главных направлений государственной идеологии. Ну а сама эта идеология, как известно, построена исключительно на апологетике. Безудержно восхваляется все национальное — от далеких прошлых вплоть до откровенно реакционных традиций. Явные и очевидные провалы в политике выдаются за беспрецедентное новаторство в мировом масштабе. В конце концов это привело к тому, что сама власть заразилась глубокими “нарциссическими неврозами”, которые стали протекать в виде солипсизма, фобизма и откровенного неприятия чуждых элементов. Поэтому она в последнее время занимается тем, что измышляет себе “злого врага” и, исходя из этого, считает себя исключительно “доброй”, пекущейся только о народе. Абсолютный ressentiment, сказал бы Ницше по этому поводу. “Великими неврозами” нашего времени страдают также очень многие представители оппозиции, даже весьма маленькие по масштабам персоны из неправительственного сектора.
    — А в чем это проявляется, на ваш взгляд?
    — Ну, например, демократия первым делом предполагает, чтобы разум был независим как от государства, так и от религии. И именно в этом фундаментальном вопросе апологеты власти и исламистские экстремисты как бы сходятся. Разница лишь в том, что первые хотят усилить государственное, а вторые — религиозное иго над разумом людей. Даже политические воззрения у них почти идентичны: если для исламистов отступниками от своей веры, “безбожниками” являются все те, кто против религиозных политических проектов, в частности построения мусульманского халифата, то апологеты власти к идеологическим “джихадистам” причисляют всех тех, кто выражает несогласие с политикой нынешнего режима. С недавних пор кое–кто стал поднимать на щит новый лозунг, согласно которому, “Кто против Акаева, тот против народа”. И тут легко просматривается идейная близость с исламистскими фундаменталистами: если последние хотят подчинить разум одному Богу, то апологеты власти — одному человеку.
    — Кстати, президент в последнее время много говорит об особенностях национальной демократии. Он считает, что мы до сих пор обольщались иллюзиями и теперь нам следует опираться только на ту модель, где учитывается наша национальная специфика.
    — Мысль, в принципе, верная, вопрос только в том, какое “тавро” должно быть у нашей демократии? Как известно, все формы современной демократии имеют свою специфику, но они не всегда означают их преимущество, наоборот, чаще всего указывают на их изъяны. Если взять специфику, скажем, американской демократии, то ею давно уже пользуется плутократия. В Европе она тоже становится заложницей у крупного капитала, более того, по словам Иоанна Павла Второго, “в западных странах демократию начали превращать в прикрытие безнравственности”. Видимо, поэтому в отношении “немодернизированных” и транзитных стран Запад в последнее время показывает свое явное пристрастие к замене сфальсифицированных выборов на сфальсифицированную демократию, в чем убедили события в Грузии и Афганистане. В Азии, особенно в ее юго–восточной части, стала доминировать квазиавторитарная модель, ну а в России, как говорят, создается ее “управляемая” форма.
    А вообще–то, с точки зрения онтологии, демократия изначально уязвима. Как говорил Н. Бердяев, демократия не знает истины, она даже не хочет знать, во имя чего вообще изъявляется воля народа. Демократия просто наивно верит, что механический подсчет голосов всегда должен вести к добрым результатам. Единственное, что делает демократию привлекательной среди всех остальных форм правления, это то, что она способна сама себя преодолеть. Если именно это станет спецификой кыргызской демократии, мы все были бы только рады этому.
    Замир Осоров.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/8965/