Критике недостает сути

Распечатать

Оставить комментарий

Посмотреть комментарии

2 апреля 2004

ОТВЕТ НА БРЕД

    20 января газета “МСН” опубликовала письмо постоянного представителя МВФ в Кыргызстане Башора Мухопадия и ответ на него нашего обозревателя Вячеслава Тимирбаева. Редакция сочла вопрос исчерпанным и была немало удивлена, получив, почти два месяца спустя, очередное послание г–на Мухопадия.
    Поскольку вопрос, затрагиваемый в письме, принципиальный, и чтобы газету не обвинили в необъективности и предвзятости, публикуем его так же, как и первое, без сокращений и без правки.
    Уважаемый г–н Ким,
    В издании вашей газеты от 20 января 2004 года был опубликован ответ г–на Тимирбаева на мое письмо от 26 декабря 2004 г. К сожалению, в его ответе содержится несколько грубых фактических и концептуальных ошибок. В свою очередь, я бы хотел ответить на каждое из сделанных им замечаний.
    Г–н Тимирбаев ставит под вопрос применение мною 1999 года в качестве базы для оценки того, какого прогресса добилась страна, но это, на самом деле, — самый подходящий выбор. Российский финансовый кризис в 1998 году оказал разрушительное влияние на весь регион. В результате, резко увеличился уровень инфляции, снизились обменные курсы, бремя долга внезапно и быстро увеличилось, банки разорились, а остатки торговых отношений советского времени между странами СНГ были полностью разрушены. Кризис также впервые раскрыл реальную экономическую ситуацию в странах СНГ в их макроэкономических данных. По всем этим причинам для прослеживания эволюции макроэкономических показателей в странах СНГ, включая Кыргызскую Республику, лучшей базы, чем 1999 год, нет.
    Утверждение г–на Тимирбаева о том, что инфляция была снижена посредством замораживания заработной платы, пенсий и других социальных выплат — абсолютно неправдоподобно. Российский финансовый кризис заставил Кыргызскую Республику столкнуться с жестокой реальностью выживания в режиме финансовой дисциплины, при этом общий дефицит бюджета правительства государства по сравнению с 1999 годом должен был сократиться вдвое. Несмотря на это, принимались все усилия для поддержки заработной платы, пенсии и социальных выплат. Например, статья заработной платы в государственном бюджете увеличилась на 104 процента за 1999—2003 годы. Что касается выплаты пенсий, хотя, к сожалению, их уровень все еще остается очень низким, им также не дали снизиться в реальном выражении. Таким образом, общие выплаты по пенсиям увеличились примерно на 78 процентов за период с 1999 года по 2003 год и такие увеличения привели к увеличению среднего размера пенсий на 60 процентов за тот же период времени (96 процентов за 1998–2003 гг.), в то время как стоимость минимальной потребительской корзины увеличилась на 39 процентов (91 процент за 1998–2003 гг.). В отношении минимальной потребительской корзины, покупательная способность среднего уровня пенсии фактически увеличилась. Я также мог бы добавить, что выгоды от снижения инфляции, которые так легко отбрасывает г–н Тимирбаев, включали очень значительное снижение номинальных процентных ставок по государственным облигациям, начиная с 1999 года, что позволило перенести затраты на выплату процентов на такие статьи как заработная плата, пенсии и социальные выплаты.
    Г–н Тимирбаев правильно отмечает, что минимальная заработная плата остается с 1998 года неизменной — на уровне 100 сомов, но более уместно знать, что средняя месячная заработная плата в Кыргызской Республике увеличилась с примерно 976 сомов в 1999 году до 1 901 сома в 2003 году (исключая малые предприятия) — увеличение составило почти 95 процентов. Увеличение уровня минимальной заработной платы, хотя политически и целесообразно, представляет собой плохую экономическую политику. Для того чтобы уровень минимальной заработной платы был значимым, необходимо потребовать от потенциального работодателя выплачивать более высокую заработную плату, чем та, которую диктуют рыночные условия. Это снижает спрос на трудовую силу и приводит к снижению занятости в стране.
    В свете данных событий, снижение показателей бедности не представляется трудным для понимания, как предполагает г–н Тимирбаев. Методика и источники данных, применяемые для расчетов, достаточно хорошо обоснованы в Национальной стратегии сокращения бедности, а еще более подробную информацию можно получить из недавно подготовленного Всемирным банком Отчета по оценке бедности. Эксперты в общем признают, что проведенное обследование домашних хозяйств, которое является источником данных по бедности в республике, высокого качества, по сравнению с аналогичными обследованиями, проводимыми в странах СНГ и других развивающихся странах. На аналитическом уровне, нет ничего необычного в том, что статистика по бедности рассчитывается по двум или трем различным показателям, так как каждый показатель имеет как сильные, так и слабые стороны в качестве меры бедности. В Кыргызской Республике, хотя масштаб бедности, рассчитываемый в соответствии с каждым из этих показателей, различный, все они указывают на значительное сокращение бедности. Я мог бы также добавить, что расчеты и анализ данных по бедности в Кыргызской Республике проводится Национальным Статистическим Комитетом с помощью Всемирного Банка и некоторыми другими двусторонними донорами. МВФ же, наоборот, в отношении того, что предполагает г–н Тимирбаев, не проводит каких–либо независимых расчетов показателей бедности.
    Г–н Тимирбаев также ошибается, давая отрицательную оценку моему замечанию по поводу того, что обменные курсы оставались в целом стабильными. Ясно, что это тот период, когда происходило значительное восстановление валютных курсов между долларом и евро, и хотя сом значительно укрепился по сравнению с долларом, по отношению к евро он обесценился. В этом отношении, сом вел себя большей частью также как и валюты основных торговых партнеров Кыргызской Республики. Если вместо этого осуществлялась бы попытка сохранить паритет с евро, то это означало бы еще более сильное его удорожание по сравнению с долларом, что нанесло бы вред конкурентоспособности экспортеров. Такие соображения являются важным элементом в определении соответствующей позиции политики обменного курса, а одной из наиболее широко используемых мер конкурентоспособности является реальный эффективный обменный курс. Изменения данного индекса на самом деле подтверждают то, что конкурентоспособность страны в значительной степени сохранилась.
    Г–н Тимирбаев повторяет широко распространенное неправильное представление о том, что Всемирный банк предоставляет от 40 до 50 миллионов долларов США для поддержки обменного курса. Фактически, деньги Всемирного банка и Азиатского банка развития большей частью направляются на финансирование проектов, и в некоторых случаях на поддержку бюджета. В последние годы, с сокращением бюджетного дефицита, некоторая часть из средств, выделенных на поддержку бюджета, накапливались в международных резервах страны. Но кроме этого, за последние три года чистые закупки НБКР на рынке составили почти 79 миллионов долларов США. В результате, чистые международные резервы страны увеличились с минус 7 миллионов долларов США на конец 1999 года до 157,2 миллионов долларов США на конец 2003 года. Если бы НБКР не был готов к покупке иностранной валюты на рынке, то можно бы было наблюдать более резкое укрепление сома, которое началось бы намного раньше. Таким образом, последние события указывают на то, что со стороны общественности доверие к сому увеличивается, и это происходит не за счет внешней поддержки.
    Замечание г–на Тимирбаева в отношении экспорта проистекает из того, что он недооценивает значительность российского финансового кризиса. Если сравнить разделение между экспортом в страны СНГ и дальнее зарубежье, то становится ясно, что после 1997 года отмечено резкое снижение экспорта в страны СНГ. Это происходит в значительной степени из–за того факта, что в период после кризиса, последние остатки Советских торговых отношений разрушились, поскольку сильный экономический кризис привел к резко увеличившемуся протекционизму Кыргызской Республикой своих традиционных экспортных рынков в России, Казахстане и Узбекистане. И наоборот, экспорт на открытые рынки стран дальнего зарубежья стабильно увеличился, и, за исключением экспорта золота, это увеличение оказалось особенно впечатляющим. В более общем смысле, об улучшившемся состоянии внешнего сектора, что и подразумевалось в моем первоначальном замечании в отношении улучшения экспортной деятельности, наилучшим образом можно судить, отметив, что дефицит текущего счета страны без официальных трансфертов (т. е. грантов доноров) снизился с 21 1/2 процента от ВВП в 1999 году (12 1/2 процента в 1997 году) до 5 1/2 процента от ВВП в 2003 году (данные за 2003 год — предварительные).
    Во время своего последнего приезда в Кыргызскую Республику, Директор–распорядитель МВФ поздравил страну с последними достижениями в области реализации макроэкономической политики, но отметил, что более быстрое проведение структурных реформ внутри страны и устранение барьеров на пути развития международной торговли необходимы для того, чтобы страна смогла реализовать свой потенциал экономического роста. В России, как и в Казахстане, Директор–распорядитель отметил, что торговые барьеры решающим образом препятствовали реализации Кыргызской Республикой своего реального потенциала экономического роста. Он обратился за помощью к Президентам Путину и Назарбаеву в целях содействия продвижения лучшего регионального сотрудничества. По любым нормам, это не означает “сказать одно в Кыргызской Республике и другое — в России”, как утверждает г–н Тимирбаев.
    И, наконец, в отношении международных дебатов об МВФ, я бы подумал, что мои замечания, указывающее на отсутствие чего–либо общего в позициях наиболее ярых критиков, дадут г–ну Тимирбаеву время подумать. Так как он решил не делать этого, позвольте мне изложить некоторые последствия для Кыргызской Республики позиции, отстаиваемой Милтоном Фридманом и его последователями. Их критика МВФ по сути своей не относится к советам Фонда по экономической политике, а скорее к тому, что кредитование стран во времена кризисов приводит к тому, что директивные органы страны (лица, занимающиеся разработкой и проведением экономической политики) и частным международным кредиторам не приходится испытывать на себе полное воздействие несоответствующих экономических политик, и это снижает стимулы к принятию хороших политик в первую очередь. Для Кыргызской Республики означало бы, например, что корректировка экономической политики после российского финансового кризиса должна была бы осуществляться без помощи МВФ или других доноров. Сжатие заработной платы и пенсий, социальных платежей и других бюджетных расходов оказалось бы намного серьезнее, чем это происходило на самом деле, хотя успешно справлялись с более высокой инфляцией и более резким снижением обменного курса. Возможно, это заставило бы страну быстрее принять решительные меры, необходимые для того, чтобы справиться с кризисом, и что в долгосрочном плане это бы было лучше для страны, но я предоставляю Вашим читателям самим решать, пришелся ли бы им этот сценарий по вкусу. Что касается профессора Стиглица, я привел ответ МВФ на его критику в своем письме “Республике” в 2002 году и, в целях экономии печатного пространства, не буду заново вступать в спор по этому вопросу.
    В заключении хотел подчеркнуть, что стране еще необходимо пройти долгий путь прежде чем она справится с бедностью и создаст основу для устойчивого экономического роста. Существует много областей, где необходимо ускорить реформы и роль средств массовой информации в выявлении недостатков в реализации мер экономической политики является жизненно важной. Однако важным является и признание достигнутых результатов, так как это дает уверенность в том, что страна способна продвигаться вперед. Прискорбно то, что критике г–на Тимирбаева недостает сути. Вашим читателям больше помог бы анализ, в котором признаются достигнутые к настоящему времени успехи и четко определяются, в этой связи, реформы, которые теперь необходимо осуществить.
    С искренним уважением, Башор Мухопадия Постоянный представитель МВФ Кыргызская Республика.