А душу можно ль рассказать?

    Он писал стихи, но нам не показывал. Стеснялся, быть может. Помню лишь одно шутливое четверостишие, посвященное моим кратковременным занятиям аэробикой: "Мы стоим у Рининого гробика. Не нужна ей больше аэробика. Легкий, как пушинка, Ринин гроб. Был хороший Рина аэроб". И только теперь, держа в руках тонкую книжку стихотворений, изданную к Щербаковским чтениям, я понимаю, чего Сережа мог стесняться. То, что порой проскальзывало нотой горечи в повседневном общении, он прятал в стихи - не хотел отягощать других своей болью.

    Мы, много лет работавшие рядом с Сергеем, чувствовали его мучительный душевный разлад, старались отвлечь от мрачных мыслей, поддержать. Но разлад постепенно становился разломом, помочь преодолеть который не в силах ни дружеское участие, ни поддержка родительской семьи. Нельзя сказать, что он вдруг отчаялся. Его внутренний мир был пропитан трагическим ощущением дисгармонии жизни, тоской одиночества, которое невозможно ни с кем разделить.

    Все люди ранимы, но есть души особенно остро чувствующие несовершенство бытия. Они живут с ободранной кожей, с оголенными нервами. Предательство близких для нас беда, для них конец света. В Сережином случае - буквальный. Не думаю, что будь он жив, книжка увидела бы свет. И мы не узнали бы еще и о поэтическом свойстве его талантливой натуры. На обложке портрет совсем юного Сережи Щербакова в траурной рамке. Глаза человека, провидящего свою судьбу...

    Снова и снова перечитываю его книжку и не могу выбрать стихотворение для публикации на этой полосе. В каждом - его жизнь, такая короткая, такая печальная. Горькие исповедальные строки, в которых свет пробивается сквозь тень, как солнечный луч в разрыве между тучами. Он был наивным и мудрым, как истинный поэт. Спасибо его маме Лие Васильевне, она вернула нам Сережу. Я не знаю, где сейчас его бесприютная душа. Так хочется верить, что он слышит нас из своего космоса.

    Рина ПРИЖИВОЙТ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/27933/