Большой и светлый человек

    В этом году исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося хирурга, основателя и пионера отечественной кардиохирургии, первого президента Академии наук Киргизской ССР Исы Коноевича Ахунбаева. Научная, медицинская, вузовская общественность Кыргызстана готовится достойно отметить эту дату. Воздавая должное этому замечательному сыну кыргызской земли, преклоняясь перед светлой памятью этого уникального хирурга и прекрасного человека, "МСН" публикует сегодня воспоминания одного из его учеников.

    Странное, почти мистическое чувство я испытываю порой, когда бываю на улицах современного Бишкека, носящих имена людей, которых мне посчастливилось видеть в расцвете сил. А. Суеркулов, О. Медеров, С. Ибраимов...

    Но самые яркие воспоминания одолевают меня, когда оказываюсь на улице, носящей (вполне заслуженно!) имя замечательного сына кыргызского народа Исы Коноевича Ахунбаева. Он и при жизни был, во всяком случае для нас, тогдашних студентов, фигурой легендарной.

    Судите сами: первый юноша-кыргыз, добравшийся из своего родного иссык-кульского села Тору-Айгыр до Ташкента, чтобы успешно окончить там лечебный факультет Среднеазиатского университета. Молодой врач-хирург Фрунзенской городской больницы, одновременно назначенный заместителем наркома здравоохранения республики. Человек, оказавшийся узником в печально памятном 1937 году (в период "ежовщины"), но чудом избежавший еще более страшной участи, что сохранило его для отечественной медицины. Один из первых кыргызстанских хирургов, ставший кандидатом, а вскоре и доктором меднаук, профессором. Пятый по счету ректор Кыргызского мединститута и первый президент республиканской Академии наук.

    Вообще числительное "первый" еще не раз будет сочетаться с этой фамилией. И прежде всего в связи с любимой сферой деятельности Исы Коноевича - хирургией.

    Первый кыргыз, избранный (в 1948 г.) членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР, единственный член Всемирной ассоциации хирургов Востока и член правления Всесоюзных хирургического и эндокринологического научных обществ.

    Первопроходец в таких актуальных направлениях хирургической науки и практики, как борьба с эндемическим зобом, профилактика и лечение шока и коллапса (совместно с замечательным профессором-патофизиологом Г. Л. Френкелем), а с конца 50-х - начала 60-х годов - хирургия сердца. В историю медицины не только Кыргызстана, но и всего советского Востока навсегда вошла дата 19 мая 1959 г., когда Иса Коноевич осуществил первую успешную операцию на сердце - органе, некогда вызывавшем религиозный трепет у докторов со скальпелем в руке. С того момента и стала развиваться кыргызстанская школа сердечно-сосудистой хирургии.

    Можно, наверное, и дальше перечислять примеры первенства Исы Коноевича как выдающегося хирурга, педагога, автора крупных трудов, научного шефа, народного депутата СССР и Киргизской ССР, заслуженного орденоносца.

    Но я познакомился с Исой Коноевичем в те свои студенческие годы, когда все вышеперечисленные регалии и заслуги отступали на второй план перед ощущениями, возникавшими от непосредственного общения с этим широкомасштабным человеком. Конечно, первые эмоции такого рода я испытал на 3-м курсе, увидев И. К. Ахунбаева в роли заведующего кафедрой, руководителя хирургической клиники, которая носит сейчас его имя. Тогда он показался мне крупным, мощным, несколько суровым и малодоступным.

    Совершенно иные чувства я испытал, попав непосредственно в ахунбаевский дом, в ту самую многокомнатную квартиру на втором этаже довольно известного в городе здания "сталинской" застройки, что расположено на пересечении Киевской и тогдашней Дзержинки. А оказался я в ней, поскольку являлся сокурсником и подружился с младшим сыном Исы Коноевича Медером.

    Этот обаятельный парень привлекал к себе не только внешней броскостью, но и интеллигентным поведением, гибким умом, теплотой, прекрасным чувством юмора. Сие сыграло далеко не последнюю роль, объединив нас в курсовую, а потом и в институтскую команду КВН. Мне в этой когорте веселых и находчивых досталась роль сценариста и режиссера, а Медерчик проявлял не только игровые, но и незаурядные организаторские качества. На старенькой ахунбаевской "Волге", за рулем которой сидел наш однокурсник, мы, кавээнщики (которых Иса Коноевич любовно называл "жюлики" - именно так, через "ю"), колесили по фрунзенским улицам, отважно добывая в театрах и других творческих организациях, мастерских то необходимый нам реквизит, то костюмы, то еще какие-то важные атрибуты. Причем не раз "под честное слово", под медеровское обаяние и звучность его фамилии.

    Между прочим, Медер, на мой взгляд, и гордился своим происхождением, и вместе с тем как бы стеснялся отцовской славы, опасаясь, что его сыновние успехи могут быть приписаны влиянию авторитета отца. Готов свидетельствовать: я не припомню ни одного случая, когда мой друг или его жена, наша однокурсница Неля, получили бы оценку по принципу "телефонного права", когда маститый академик давил бы на какого-нибудь преподавателя своим всесоюзным авторитетом.

    Вообще Иса Коноевич отличался, особенно в домашней обстановке, абсолютной естественностью поведения, простотой, радушием, доброжелательностью. Никогда не ворчал, если мы, кавээнщики, оккупировали его профессорский кабинет, готовясь к своим очередным выступлениям и порой попивая замечательное домашнее винцо, которое набирало градус в двух огромных стеклянных бутылях.

    Когда же я подсаживался к стоящему в передней старенькому "фоно", вокруг собиралась вся большая ахунбаевская семья - от мала до велика: хозяин дома со своей добрейшей половиной Бибихан Измайловной, заведовавшей кафедрой госпитальной терапии, их уже взрослые и заслужившие известность дети (Медер, Неля, Чинара, Анара) и многочисленные внучата. Академик не чурался молодежных танцев, любил домашнее пение. За столом был увлекательным собеседником, не забывая следить, чтобы гости (особенно студенты) не остались голодными.

    Помню, что справа на пути в их просторную кухню-столовую находилась дверь, которая вела в комнату, называвшуюся "колхозной". Там очень часто останавливались приезжавшие во Фрунзе родственники, земляки. Иса Коноевич не на словах, а личным примером воспитывал детей в духе почитания народных традиций, уважения к старшим, знания своих родовых корней. Как-то раз Медер показал мне развернутый лист бумаги, на котором было изображено генеалогическое древо их рода - то есть санжыра. Я был искренне изумлен и мог только позавидовать столь бережному отношению к семейной истории.

    В памяти моей сохранилось также чествование Исы Коноевича в связи с его 60-летием (Боже, сейчас я уже старше его, тогдашнего!).  Проводилось оно, по нынешним меркам, довольно скромно, в актовом зале КГМИ. Да, конечно, сошлось и съехалось немало гостей, почитателей, благодарных учеников и пациентов. Звучали яркие поздравления, теплые задушевные слова. Вручались, естественно, и какие-то симпатичные подарки (отнюдь не ключи от "Мерседеса" и не жеребец благородных кровей).

    Тем непостижимее мне показалось то, что произошло вскоре после этого юбилея. Часто бывая в гостях у Медера, мы не могли не заметить, что Исы Коноевича нет в доме. Перестали видеть его и в клинике. Спрашивать было как-то неловко, но Медер сам поделился с нами: "Знаете, у отца неприятности. Кто-то из недоброжелателей обвиняет папу в немыслимых грехах. Его вызвали в ЦК, он их послал и вообще, оскорбившись, покинул Киргизию!".

    Правда, отъезд Исы Коноевича из республики не остался незамеченным. Об этом быстро узнали в Москве, не оставил его в тот трудный момент без своей дружбы и участия знаменитый советский кардиохирург, академик Владимир Иванович Бураковский. Короче говоря, местному руководству пришлось приложить немалые усилия к тому, чтобы вернуть Ахунбаева во Фрунзе. Кстати (нет худа без добра!), может быть, эта неприятная история сыграла даже на пользу делу кардиохирургии: к зданию клиники стали делать боковую пристройку - ту самую, где сейчас находятся отделения реанимации, сердечно-сосудистое и др.

    Конечно же, не могу не испытывать благодарности к Исе Коноевичу и за тот приятный факт, что в день моей кандидатской защиты он вместе с моим научным руководителем С. Б. Данияровым и двумя уважаемыми оппонентами не отказался посетить нашу скромную квартиру в 3-м микрорайоне и принять участие в маленьком семейном торжестве. Да еще подарил мне свой очередной профессиональный труд с дарственной надписью.

    Думаю, читателям этих фрагментарных воспоминаний не трудно будет представить, какую боль испытал автор этих строк, когда узнал о непостижимо ранней трагической гибели дорогого Исы Коноевича, незабвенной Бибихан Измайловны, их дочери Чинары и зятя.

    Волею судьбы ваш покорный слуга оказался одним из первых сотрудников КГМИ, кто услышал об этой трагедии. Утром 6 января 1975 года я зашел в приемную ректората к своему шефу Санжарбеку Бакировичу и, ожидая приглашения, услышал телефонный звонок. Секретарь Надежда Константиновна сняла трубку, выслушала кого-то и немного резковато сказала: "Да что вы говорите! Никто из профессоров у нас не погиб!". После чего положила трубку на рычаг. А минут через 10 весь институт уже узнал об автокатастрофе, происшедшей в районе Красной Речки.

    Как выяснилось, Иса Коноевич с близкими поехали в Тору-Айгыр на похороны какой-то дальней родственницы. А на обратном пути, в ночь, произошло лобовое столкновение их машины со встречным автобусом. Увы, увидев изуродованную "Волгу" и троих погибших (Чинара, оказывается, в тот момент еще была жива, хотя и находилась в глубоком шоке), водитель и пассажиры автобуса так испугались, что разбежались кто куда. Только с рассветом какие-то граждане, ехавшие по трассе, узрели эту жуткую картину и кто-то узнал Ису Коноевича.

    Сообщили в Бишкек - из клиники мгновенно выехала бригада лучших врачей, но помочь уже было нельзя.

    ...Три морозных дня и три ночи провел я вместе с другими у тел погибших. Людской поток был нескончаем, горе безмерно! Никогда не забуду, как мы поехали в старый аэропорт встречать Медера, который учился тогда в Москве у В. И. Бураковского. Человек отнюдь не слабый, тот не нашел сил сообщить моему другу всей жуткой правды. Сказал только, что отцу плохо, дал пакет с лекарствами и велел немедленно лететь домой.

    Узнал Медер обо всем в машине, на пути из аэропорта домой. И все-таки до конца не мог поверить. Лишь переступив родной порог и увидев четыре гроба с самыми родными ему людьми, стал терять сознание.

    ...Прощание с погибшими происходило в главном корпусе КГМИ, который не мог вместить всех желающих. Огромная траурная процессия двинулась в сторону нынешнего мемориального кладбища. Республика провожала своего выдающегося сына и его близких в последний путь. Незабываемо проникновенные слова прозвучали из уст приехавшего попрощаться с Исой Коноевичем академика Владимира Ивановича Бураковского, нашего профессора-хирурга Бориса Константиновича Шубладзе и многих других достойных людей.

    В моем домашнем архиве сохранился траурный выпуск институтской многотиражки "Советский врач", весь заполненный воспоминаниями и высказываниями об Исе Коноевиче, словами соболезнования - как в прозе, так и в стихах.

    Но моих строк вы там не найдете. Потрясение было настолько глубоким, что не хватало слов!

    И лишь спустя почти четверть века, в канун 90-летия со дня рождения Исы Коноевича, я рискнул прочитать, а потом и опубликовать посвященные ему стихи:

    Надеюсь, эти строки не устарели и сейчас, когда Кыргызстан готовится отметить 100 лет со дня рождения выдающегося хирурга.

    Анэс Зарифьян, декан медфакультета КРСУ, член Союза писателей

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/23808/