Цена жизни — килограмм металла?

    Николая Задорного называют Кремнестрадальцем или Плюшкиным от бляшек. По профессии Задорный токарь, но только свое мастерство на станке уже давно не оттачивает. Полем его деятельности стало кладбище вредных отходов производства, иначе говоря, из передовика, рабочего “золотые руки”, Николай трансформировался в старателя.
    Дни и ночи, без выходных и праздников, он проводит на Каджи–Сайском хвостохранилище. Не один квадратный метр изрыл Николай лопаткой.
    — Мы, можно так сказать, старатели в третьем поколении, еще мой отец кремнием промышлял, — рассказывает он.
    Его дед, Матвей, был в свое время заместителем председателя колхоза, в состав которого входил и поселок Каджи–Сай. Отец Алексей трудился слесарем–наладчиком на электротехническом заводе, тогда процветающем и огромном, гордости Кыргызстана.
    С той поры и берет начало кремниевая эпопея семьи Задорных. Однажды перед отпуском (шел 1989 год) Алексей притащил домой огромный мешок, доверху набитый какими–то блестящими черепками.
    На вопрос жены, что это за поклажа такая, Алексей отмахнулся от нее и поволок мешок в сарай. Маленький Николаша, с интересом наблюдавший за отцом, решил, что в мешке не что иное, как золото (мальчик тогда запоем читал Джека Лондона, и золотоискатели были его героями).
    — Мы теперь будем богатыми? — спросил Николай маму.
    Но женщина лишь в недоумении посмотрела на ребенка и велела тому ступать в дом. Больше о мешке разговор не поднимался.
    Но вот грянули роковые девяностые. Союз распался. Заводы стали закрываться. Не обошла эта участь и электротехнический. В один день передовики превратились в безработных. Лишилось теплых мест и колхозное начальство. Дед Матвей больше не являлся замом председателя. Словом, налаженная и безбедная жизнь в семье Задорных пошла под уклон.
    Что делать? Где искать работу? Ответов на эти вопросы мужская половина семейства, увы, найти не могла.
    И тут Алексей вспомнил про мешок с кремнием, который пылился в сарае.
    — Отец тогда сказал, что у нас будут деньги. Сможем и в город перебраться, — вспоминает Николай. — Но его слова никто всерьез не воспринял. Тогда он бросился к сараю. Его долго не было, потом забегает в дом и кричит: “Где, где?”. Я тогда почему–то сразу подумал о том мешке. Но, кроме меня, никто об этом и не вспомнил. Когда все поняли, о чем толкует отец, дед встал и сказал, что он выкинул мешок. Что тут началось… Отец визжал, как барышня, плакал, кричал, что дедушка вор, семью по миру пустить хочет. Дед посинел и упал, мама к нему бросилась, а отец побежал в сарай, схватил старое охотничье ружье и застрелился. Так мы в один день двух кормильцев схоронили.
    В мешке, с которым столь неосмотрительно расправился дед Матвей, как выяснилось позже, оказалось сто килограммов чистого кремния и две пробирки, в которых хранилось по 0,01 грамма урана.
    Теперь Николай точно хочет расплатиться за бессмысленную гибель отца и смерть любимого деда.
    — Такое впечатление, что он хочет весь кремний собрать и продать, — говорит друг Николая и, так сказать, коллега Алмаз Арипов.
    — Я хочу деду с отцом, да и матери памятники гранитные поставить, вот и собираю. А на граните кремнием их имена выложить, — мечтает Николай.
    — По–моему, он просто ненормальный, — говорит о нем соседка Гульмира. — Ходит со своей лопаткой, все что–то роет. От него уже три жены ушли, и детей нет. Так и живет бобылем.
    Но к злым соседским сплетням Николай остается глух. Его задача — копать.
    Сколько таких, как Задорный, роют урановые и кремниевые могильники? Неизвестно. Учет старателей никто не ведет. Зато количество умирающих от рака среди таких вот искателей, неумолимо растет. Только за прошлый год страшный диагноз “лейкемия” был поставлен ста двадцати больным. 90% из них — жители населенных пунктов, соседствующих с радиоактивными хвостохранилищами.
    Дарья МАЛЕВАНАЯ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/16017/