СНГ: геоэкономический гамбит

    Есть такой анекдот. Учительница спрашивает на уроке: “Дети, что такое баррель? Что такое доллар? Что такое диалектика?”. Вовочка тянет руку: “Баррель — это бочка. Доллар — денежная единица США. А диалектика такая: если баррель стоит 20 долларов, то Россия — сырьевой придаток Америки, а если 120 долларов, то США — товаропроизводящий придаток России”.
    Считается, что шахматная игра сродни жизни, поскольку победа строится на правильном управлении ресурсами. Считается, что именно ресурсы станут визитной карточкой государств в XXI веке. Возможно, поэтому геополитика возвращается сегодня к исконному своему определению “искусство ведения хозяйства”. О том же, как будет вестись новое мировое хозяйство, уже написано немало сценариев и прогнозов, подтвердить правильность которых сможет только жизнь. Правда, уже сегодня становится очевидным, что в глобальном хозяйстве XXI века количество политических прав будет тождественно количеству представленных на мировой рынок ресурсов.
    Итак, ресурсы становятся фундаментом нового мира, а точнее, тех интеграционных процессов, которые присутствуют сегодня в международных отношениях. Поскольку XXI век не приемлет государств–одиночек, а предпочитает разыгрывать коллегиальные партии, появляются всемирные торговые организации и международные банки, мощные региональные коалиции и единые экономические зоны. Даже США в большей степени предпочитают международные организации и различные альянсы, чтобы продвигать свои интересы. И дело здесь не только в том, чтобы переложить ответственность на плечи партнеров, сколько в том, что командная игра дает значительные преимущества. Правда, преимущества эти появляются только в том случае, если правильно подобраны партнеры. Поэтому–то последние двадцать лет ведущие мировые державы подбирают игроков в свои команды, завоевывая территории и формируя нужные режимы и идеологии.
    Подобный процесс не мог обойти и государства — участников СНГ. Хотя на самом деле Содружество никогда не было реальным образованием, которое могло бы в полной мере выступать в международных отношениях. Скорее впервые была образцово реализована идея Советского Союза, который закреплялся союзным договором 1922 и Конституцией 1924 годов. Безусловно, подобное объединение помогло структурировать евразийское пространство в 1991 году, но в то же время СНГ по определению не могло стать Содружеством равных политических целей и государственных идеологий. СНГ в своем становлении не учло глобальной дилеммы, возникшей к тому времени между геоэкономикой и геополитикой: если первая стремилась к интеграции национальных экономических стратегий, то вторая начинает деформировать интеграционные процессы, поднимая из глубин памяти те или иные притязания (этнонациональные, территориальные и другие), которые не вписываются в нормы и понятия стабильного и поступательного историко–экономического процесса. Результатом подобного столкновения геополитических и геоэкономических условий развития неизменно становится истощение политических ресурсов и возникновение ряда конфликтных зон. При этом, как показывает практика, начиная с Карабаха Содружество ни разу не смогло самолично урегулировать ни один конфликт без вмешательства ООН, США, ОБСЕ и т.д., а также ни разу не выступало в роли миротворца в полном составе, поскольку принятые договоры о коллективной безопасности не содержат самого главного: механизма по урегулированию внутренних противоречий.
    Что касается политического истощения, то для пространства СНГ это уже вылилось в цветные революции в Грузии, на Украине и в Кыргызстане, равномерно распределившиеся по Содружеству и характеризуемые как электоральные. Именно конфликты вокруг выборов стали возможностью для отдельной части СНГ выйти из тупикового вектора развития, точнее, из той советизации, которая еще продолжает сохраняться в Содружестве и даже набирает силы в современной России.
    Таким образом, революции (одна — в славянской части, одна — в Закавказье, одна — в Средней Азии) словно еще раз очертили дугу Бжезинского, подтверждая нестабильность региона в целом. Учитывая же не всегда однозначную позицию России в отношении этих государств и происходящих в них событий, появляется достаточно широкое поле для прогнозирования. Те же самые Грузия и Украина давно определили для себя западные ориентиры: первая — США, вторая — Европейский Союз. Что касается Кыргызстана, то, по мнению многих политологов, говорить о какой–либо приверженности в отношении нашей республики еще рано. Безусловно, в каждой из этих стран есть четкая линия привязки к России, но не будем забывать тот факт, что сегодня объем России в зарубежных инвестициях в страны СНГ составляет около 1 процента.
    Подобную незаинтересованность можно объяснить только тем фактом, что уже создано достаточно сильное Единое экономическое пространство, которое включило в себя Россию, Беларусь, Украину и Казахстан. Это и неудивительно, учитывая, что сегодня 90 процентов товарооборота между Россией и странами — участницами СНГ выпадает именно на представителей ЕЭП, доля же остальных государств остается незначительной и начиная с 2001 года все более уменьшается. Правда, российский гамбит с украинским газом на какое–то время вывел Украину из российских интересов в глазах политологов. Но если учесть тот факт, что стоимость туркменского газа равна российским расценкам (по некоторым оценкам, даже выше), а также тот факт, что с 2007 года Россия будет двадцать пять лет контролировать газовую отрасль Туркменистана, становится понятным: Украина остается в экономическом союзе, но на выгодных России политических условиях. Таким образом, можно говорить о том, что испытание Украиной, которое предвещали России еще в 1996 году, было выдержано.
    В целом же вырисовывается достаточно нерадостная картина, в которой экономические роли уже настолько четко распределены, что возникает вопрос о целесообразности Содружества вообще, особенно учитывая неравные весовые категории партнеров и достаточно низкий уровень экономического развития. На сегодняшний день доля СНГ в мировом валовом внутреннем продукте составляет всего 3 процента, в государственных расходах — 1,5 процента, в экспорте — 2 процента, в инвестициях и военных расходах по 3 процента. При этом подобные показатели России (если рассматривать ее без взаимосвязи с СНГ) значительно выше, точно так же примерно в полтора раза выше прогнозируемые показатели России без СНГ в его современном состоянии (согласно оценкам, доля СНГ в мировых показателях к 2015 году составит 4, а к 2030 г. — 7–8 процентов).
    Эти цифры служат наглядным свидетельством несостоятельности Содружества. И если геоэкономические показатели свидетельствуют о том, что в мировом хозяйстве у развивающейся экономики не может быть независимости, то геополитические условия определили, что не может быть Содружества при отсутствии общих интересов и стратегии развития. Получается, что на пространстве Евразии независимо друг от друга существует двенадцать государств с разными целями и возможностями, объединить которые до сих пор так и не удалось: практически нет ни одного общего договора, подписанного и ратифицированного всеми участниками СНГ, 80 процентов принятых постановлений так и остались на бумаге. “Записки Пиквикского клуба”, да и только… Правда, Содружество все–таки породило ЕврАзЭС, новое геоэкономическое интеграционное образование, на долю которого можно пророчить возможность сплочения Евразии, а также возможность переждать президентский срок 2008–2012 гг. одному из президентов Содружества на должности председателя ЕврАзЭС с тем, чтобы вернуться к власти в 2012 году…
    В любом случае Россия перестает быть донором для несостоявшихся национальных экономик СНГ, то есть отказывается от того бремени, которое возложила на себя одновременно с долгами, имуществом и ядерным оружием СССР. В политическом же плане Содружество уже сегодня становится содружеством двух автономий, каковыми нынче выступают азиатский и европейский фланги СНГ. При этом необходимо отметить не столько стремление независимых государств к более активному вливанию в международные отношения, сколько все нарастающее желание европейской части Содружества стать частью уже стабильного Евросоюза. В результате сегодня уже наметились две тенденции: первая — апатия с европейской стороны в делах СНГ и значительная активизация азиатской части в международном сотрудничестве, которое, однако, носит достаточно персонифицированный характер, что выражается во вступлении в различные международные финансово–экономические союзы.
    При этом нельзя забывать, что азиатский вектор СНГ всегда достаточно сильно интересовал и других мировых лидеров. Более того, по оценкам экспертов, в ближайшие 10–15 лет к постоянным претендентам на управление Центральной Азией, таким, как США и Китай, присоединится и Европейский Союз. Для последнего господство в Центральной Азии становится единственным шансом окончательно не превратиться в зону конфликта между западной цивилизацией и исламским радикализмом, который точнее было бы назвать конфликтом между товарофинансовыми производителями и ресурсными базами. И здесь мы возвращаемся к тому самому анекдоту, который выстраивает диалектику между баррелями и долларами, а в нашей реальности — между баррелями и карикатурными войнами. То есть геоэкономическая война начата. И тот факт, что в этой войне придется начинать с гамбита, нисколько не смущает играющих. Причем сегодня к этим игрокам присоединилась и Россия, которая ясно дает понять, что время добрососедства прошло и наступила эпоха экономического прагматизма, некой протестантской практичности, которая позволит не поддерживать соседа, но выигрывать геоэкономические войны. И можно предположить, что для реализации этой цели Евразия готова отдавать наиболее слабых в ресурсном плане игроков, чтобы создать вокруг ЕврАзЭС мощную сырьевую подпитку.
    Подобные действия можно оправдать и в геополитическом плане: сегодня России достаточно сложно контролировать отдельные регионы СНГ, в частности до сих пор не решена проблема Кавказа. Точно так же выглядит и ситуация в Центральной Азии, которая в цельности, как единая геополитическая единица, в принципе изжила себя и находится на распутье, выбирая между призрачным единством и реальной возможностью войти в более мощные геоэкономические союзы. При этом если позиция Казахстана предельно ясна и нацелена на реализацию, пусть и частичную, евразийского проекта Н. Назарбаева, то в отношении остальных государств возможны различные вариации, вплоть до образования новых интеграционных образований.
    К сожалению или к счастью, но Кыргызстан сегодня находится в числе именно тех стран — участниц СНГ, которые в ближайшее время должны задуматься о собственном соответствии параметрам, выдвигаемым новой геоэкономической интеграцией Евразии, поскольку Содружество как политическая интеграция мертвых душ неприемлема в условиях интеграции мирового хозяйства, искусство ведения которого требует четкой ориентации на взаимную необходимость. Время социальных дотаций прошло, сегодня наступило время реальных действий, и действия эти направлены на деструктуризацию и становление нового интеграционного объединения с четко выраженными экономическими целями.
    На сегодняшний день многие государства уже определились в своих устремлениях относительно Центральной Азии, причем к постоянным лидерам США и Китаю добавились проекты исламского халифата и общерегионального объединения Турции, Ирана, Египта, Саудовской Аравии, которые обнаружили возможность для геоэкономического влияния посредством регулирования этнорелигиозных доминант в геополитике. При этом ничто не мешает данным государствам перейти на позиции активного вмешательства в дела Центральной Азии, точно так же, как это, правда де–факто, происходит сегодня на Кавказе. Единственным государством в Центральной Азии, которое застраховано от подобной интеграции, оказался сегодня Казахстан, уже определивший для себя уникальное геополитическое и геоэкономическое положение между Россией и Центральной Азией.
    Последняя же все чаще действительно оглядывается на исторически и духовно родственный Ближний и Средний Восток, который в XXI веке может стать возможностью для выхода центральноазиатских государств на мировой рынок. Подобная возможность в рамках объединения с Россией, США или Китаем остается достаточно номинальной, особенно в отношении последнего, так как сегодня Китай может претендовать не просто на долю в мировом хозяйстве, но и на лидирующие позиции в становлении глобальной экономики, подкрепленные уверенным продвижением на вторую после США милитаристскую позицию. Именно поэтому и Центральная Азия, и Кавказ поглядывают в сторону интеграции с Ираном, Турцией и Пакистаном, вклад которых в национальные центральноазиатские экономики становится все более значительным.
    Геоэкономических вариаций сегодня можно предположить достаточно много, учитывая неопределенность в отношениях России и Евросоюза, возможностях Среднего и Ближнего Востока, игре США на евразийской шахматной доске. Одно становится очевидным, Содружество Независимых Государств вряд ли перешагнет в совершеннолетие в прежнем недееспособном виде. А возможно, и в прежнем недееспособном составе. Время диктует свои правила, и гамбит в Центральной Азии и на Кавказе еще только предстоит разыграть. Именно вокруг этих регионов будут формироваться новые интеграционные процессы, и во время переселения мертвых душ СНГ в новое геоэкономическое объединение, может статься, кем–то придется пожертвовать. Вопрос кем и кому, остается открытым…
    Эднан Карабаев, проректор КРСУ, профессор.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/13183/