«Калым» за мужика, или Почему мне нравится Душанбе

    Скоро в Душанбе иностранцев станут принимать по великому блату. Ну или аукцион начнут проводить среди желающих туда съездить.
    Шутки шутками, но каждый раз, когда я возвращаюсь оттуда и начинаю взахлеб рассказывать, как там здорово, комфортно и гостеприимно, мои друзья принимаются выискивать причины и способы, как бы туда поехать. Короче, таджикам впору присваивать мне статус почетного гражданина — за эдакую протекцию.
    Первый раз я туда попала в феврале. Теплынь, душа нараспашку, а километрах в сорока от Душанбе, в Такобе, на лыжной базе, снег в три метра глубиной, из которого крыши только и торчат, да сопливая мелюзга, осваивающая крутейшие склоны так резво, что глаза приобретают круглый разрез. В галошках, одном свитерочке — летит по “непаханой” крути вниз со скоростью архара. Ну а оттуда — уже на пятой точке вниз. И ничто их не берет.
    Узкая одноколейка, буквально прорубленная в снегу, — любимое тусовочное место всех кишлакских детей. Взгромоздятся на самодельные саночки (к обрубленной лыже приспосабливаются руль-дощечка и сидушка, такая же дощечка). И вперед, навстречу редкому транспорту. Правда, не лихачат. Заблаговременно вжимаются в сугроб. Редкие везунчики шуруют на допотопных лыжах — времен дедушки Ленина. Зато и спортбаза в Такобе — любимейшее место для юных жителей ближайших кишлаков. Может, потому, что единственное? Где хоть чем-то пацанву можно занять. На разбитом оборудовании (не крепления на ботинках — проволочки, вместо лыжных палок — обструганные ветки) по неухоженной трассе эти ребята мчат будь здоров. Подучить их технике, пересадить на “Саломоны”, “Фишеры” — и готовые чемпионы мира. Кстати, любители зимнего экстрима, завидуйте: спортивный снег там лежит с октября по апрель. Отчаянные головы катаются и в мае.
    Вообще же трасса в Варзобском ущелье (именно по ней и добираешься до Такоба) при Советском Союзе считалась едва ли не лучшей для велогонок. Рассказывают, как один смельчак лет шесть назад отправлялся на велосипеде на хадж. И хоть теперь таджики сетуют: мол, погляди, какая плохая стала, дорога эта все же получше, чем иные бишкекские трассы. Если бы не война... Кстати, в самом Такобе, где лыжная база, раньше квартировали боевики.
    Память о тех жутких годах повсюду. Где-то в многоэтажке лифт гранатометом разбомбили. Где-то дороги танками покоцали. Таджикские друзья неохотно, конечно, но рассказывают о тех ужасах, какие пережили во время войны. Тогда люди боялись выйти на улицу, потому что в любой момент кто-то мог запросто приставить “пушку” к голове (просто потому, что ты водитель троллейбуса, чья штанга слетела аккурат перед машиной боевика). Обычные люди — из интеллигенции — сами прятали соседей–нетаджиков у себя дома, старались сопровождать их на улице. Рассказывали, как делали бизнес: дома стояли сплошь спортивные сумки, набитые деньгами — цены были более чем аховые, мобильные телефоны могли продавать за несколько тысяч (не сот) баксов! Естественно, не позариться на такое криминал не мог. И тогда чуть ли не каждый выход из квартиры (по делам или же на раздавшийся звонок) начинался так: дверь приоткрывается, в проем ствол, обстреляли, вышли спокойно.
    Нынешней властной верхушке таджики благодарны уже хотя бы потому, что остановили никому не нужную, беспричинную войну. Сейчас говорят: хай сидит, ворует, зато наши девушки — видишь — теперь по улице спокойно в юбочке короткой ходят.
    Улицы и впрямь спокойные — на центральных через каждые 30 метров менты кучкуются, штук по нескольку. Идти можно хоть глубокой ночью, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Куда бы и хотел добраться — у таксистов такса одна: пять сомони (порядка 70 сомов). Правда, уверенности в том, что он привезет тебя именно туда, куда скажешь, нет. Таксист то и дело спрашивает у приезжего: а теперь куда поворачивать?
    С раннего утра улочки-проулочки и площади заполняются женщинами: метут, выпалывают сорняки, поливают. Свое ли, муниципальное — без разницы, лишь бы красиво было в окрестностях. И чисто!
    Еще год назад в Варзобском ущелье никто и не думал строиться. Нынче же земли там скупают. И задорого. Единственное место, где душанбинцы спасаются от летнего зноя. По весне обочины бегущей мимо трассы расцвечиваются сочными пятнами: пацанва местная размахивает красивейшими букетами, сорванными на склонах гор. Купите, дяденька? И составляют же букеты толково — никакие курсы икебаны им не нужны. Синие, маковые, золотые… А еще это ущелье известно тем, что именно здесь снимали “Али-Бабу и сорок разбойников”, “Двойной капкан”…
    Лицо у Душанбе занимательное: где-то цементный завод украсился забором с “фресками” из кафеля — чего только не обнаружишь в “строительных” картинах! И карту географическую, и портреты правителей и поэтов, и урбанизированные пейзажи, и волооких красавиц.
    Футбол — вот самый любимый вид спорта у таджиков.
    — Такого в Москве нет! — утверждает Мурод, устроивший мне экскурсию по его родным местам. — Когда наша сборная играет, по центру пройти нельзя! Наша гордость: ведь наша сборная единственная входила в Высшую лигу (из Средней Азии). Такой ажиотаж!
    Впрочем, развлечения себе находит и стар и млад: те, что в возрасте, оккупируют скамейки (обсудить всегда есть что), те, что помладше, стоит только погоде наладиться, выбегают на улицу с мячом. Забавно так смотреть: девушки-старшеклассницы в длинных национальных платьях играют в выбивалы.
    — Семьдесят пять процентов русских выехало, — говорит Мурод.
    Эти цифры у таджиков вызывают грусть: говорят, и рады бы вернуть все назад. Раньше в каждом кишлаке русские классы были, а это была гарантия того, что человек не пропадет, выбьется. Больше всего удивил рассказ об образовании сельском: пока ехали в Такоб, все разглядывала редкие селенья. Крыши глинобитных домишек торчат прямо из сугробов: открываешь дверь поутру — и прямиком лицом в снег упираешься. Как там люди живут? Ни света, ни газа, ни телефона вообще! А школа есть. Очень своеобразная: один учитель на все предметы и на все классы (первый, второй… десятый).
    Чему он научить может? — удивляюсь.
    Ты не понимаешь, учитель знает, что если он не даст всего необходимого, дети не смогут выбраться в столицу, пропадут тут, — отвечает мой спутник. — Он выкладывается на все сто процентов и даже больше. И дети это знают, учатся от души, вдвое, втрое. Не поверишь: все наши умы — академики, министры, большая их часть — выходцы из кишлаков. Потому что они упорные и целеустремленные. И на олимпиадах республиканских первые места у них.
    Чем же они тут живут?
    Знаешь, на пятнадцать долларов в кишлаке целая семья может прожить, затянув пояс. У всех натуральное хозяйство — видишь, отвоевывают у гор землю под делянки?
    Даже под снегом видны ровненькие, аккуратные рядочки — диву даешься, насколько кропотливым и трудолюбивым должен быть горец, чтобы выращивать у себя вкуснейший виноград, те же помидоры с зеленью. Горы-то в Таджикистане отнюдь не из мягких пород.
    — Шестьдесят, девяносто процентов мужчин — на заработках в России и Казахстане, — продолжает парень. — И русский язык многие в кишлаке знают поэтому лучше, чем наши русские (смеется).
    Таджики не перестают удивлять. Дело даже не в гостеприимстве-хлебосольстве (хлеб с ними ел — уже друг). Мужчины несказанно почтительны к женщине. И совершенно на ровном месте таджик может вдруг одарить тебя особым доверием. Совершенно незнакомый тебе продавец запросто отпустит тебя с товаром, даже если у тебя не будет хватать 3 долларов. “Потом, брат, сестра, занесешь, я тебе верю” — вы такое у нас видели?
    Хотя бывало и другое: когда за осмотр достопримечательностей вроде памятника царю Сомони с позолоченной короной охрана живенько сдирала те же 3 доллара. Под предлогом — у всех праздник, а нам на пиво не хватает, купи, а, брат–турист?
    Праздники тамошние — это вообще отдельная тема. Потому что столько экзотических обрядов и необычных символов не увидишь даже в самом нашем отдаленном селе. Тут и метровые лепешки, и невесты, прикрытые золототкаными покрывалами, и самобытные музыкальные инструменты. Не говоря уже о еде. Кстати, о ней.
    Обед для таджиков — непременно плов. Такой, что хочется есть и есть, пусть от огромного блюда на столе ничего не осталось. Добавляют туда какие-то волшебные пряности, особый горох — объедение! Есть у них на окраине города даже специальный “пловный” переулок. Местечко с такой высокой репутацией, что туда съезжаются со всего города. Неважно, министр ты, клерк обычный. Переулок забит крутыми машинами. В кафешке не пробиться: сплошь мужчины сидят (так заведено, но для гостьи издалека — исключение: с улыбкой и кухню покажут, и расскажут о секретах блюда). На входе — печка, рядом с которой греются сотни заварочных чайников. Откуда-то из-под низу, из укромных полуподвальных комнатушек (чистых, между прочим), на свет выуживаются подносы с лепешками, салатами, и спорые ребята растаскивают их по клиентам.
    Есть еще одна достопримечательность гастрономического характера: чайхана “Рохат”. Древнейшая в регионе, вручную расписанная (по потолку идут фамилии мастеров, филигранно вплетенные в орнамент), резьбой разукрашенная. Сидеть в ней — удовольствие, равное тому, что получаешь от рассматривания какого-нибудь знаменитого оперного театра. Между прочим, любимое место таджикского президента. Его частенько можно было заметить за столиком в углу. Причем рядового “голодающего” в тот момент даже не пытались выгнать: обедаешь — обедай. А по вечерам там танцуют традиционные танцы (по нашим меркам — скромные). Год назад, рассказывают, танцевала там некая Наташа Иванова — лучшей танцовщицей таджикских танцев считалась. Деньги крупными купюрами так и сыпались под ее ловкие ножки. Но вот стала она второй женой какого-то богатого начальника и не радует больше поклонников. Зато ездит на крутой машине.
    Факт, поражающий любого европейца (да и не только его): здесь не зазорно идти второй, а то и третьей женой к мужику. Степень его богатства не имеет фактического значения: главное, чтоб мужчина в доме. За хорошего, непьющего жениха согласны даже “калым” платить — я на полном серьезе. Родственники невесты, зажав гордость в кулак, идут на поклон в семью жениха, свататься. Дефицит — последствие войны. Помню, я разговорилась в одном ателье с молодой еще женщиной. Гуля, швея, очень радовалась, что муж позволяет ей работать и кормить троих ее детей (младший — совместный).
    — Первую свою жену он в кишлаке держит взаперти, — рассказывала она. — А ко мне муж приходит три раза в неделю, поздно вечером. Поужинает, спать ляжет, утром снова на работу.
    — Денег тебе дает? — спрашиваю.
    — Нет. Он у меня в МВД работает, там план не выполняют по преступникам. Приходит, говорит: джони (ласковое обращение. — Авт.), ты же у меня работаешь сама. Я ему денег и даю. Он редко когда двадцать сомони (это примерно пять долларов. — Авт.) принесет домой.
    — А по дому помогает? Гвозди там забивает? За ребенком смотрит?
    — Нет.
    — Так зачем он тебе нужен? Гони его в шею, нахлебника…
    — Не положено у нас, в доме мужчина должен быть…
    Мужчины же балуют себя всякими игрушками. Автомобилями, например. Машинки тут попадаются на улицах — не чета нашим. Вроде только рекламу стали крутить новой марки — а вот она, промчалась мимо по душанбинской улице. А ведь сами таджики стонут — бедные мы, отсталые… Хотя если посчитать, сколько годовых бюджетов поступает в страну от гастарбайтеров (меньше 200 долларов в месяц своей семье они не присылают), становится понятен источник доходов. По крайней мере, один из…
    Страна, только что выкарабкавшаяся из жутчайшего послевоенного кризиса, жаждет развития. Они хватаются за самые последние технологии и пытаются внедрить их у себя — настоящий технологический бум. Одних только сотовых компаний там девять! И шесть интернет-провайдеров. Специалисты говорят, что, если все будет идти такими темпами, очень скоро Кыргызстану придется догонять своих соседей.
    Татьяна Орлова.
    Фото автора.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/12567/