Вопрос дня — вопрос власти

    Помимо главного мартовского события, к особенностям нынешнего года следует отнести то, что практически весь он проходит в Кыргызстане под знаком ожидания. Вначале страна жила ожиданием результатов парламентских выборов. Затем — ожиданием развязки, чем закончится противостояние власти и оппозиции. Со свержением президента Акаева кыргызстанцы стали жить ожиданием президентских выборов. Сегодня мы ждем даже не столько инаугурации нового президента, сколько его решений о составе нового правительства, с утверждением которого придет черед ожидания первых реальных и внятных шагов новой власти. А там и до финиша года рукой подать.
    Порой приходится слышать: мол, надоело уже читать об ошибках и злоупотреблениях Акаева и его окружения. Не пора ли переключиться на сегодняшний день? Наверное, какая–то доля правды в этом есть. Но лишь доля. Что поделаешь, если, во–первых, 15 лет истории независимости Кыргызстана тесно связаны с именем одного только первого президента. Во–вторых, плоды его правления (управлением его деятельность назвать никак нельзя) еще долго будут сказываться на жизни республики и ее граждан. А в–третьих, новые и.о.президента и и.о.членов правительства на практике еще никак не проявили себя ни с позитивной, ни с негативной стороны.
    Увы, хотим мы того или нет, но еще достаточно долго действия новой власти будем соотносить с тем, что говорил и делал первый президент, идет ли она по действительно новому пути или скатывается на проторенную дорожку.
    Разговоры о дне вчерашнем вызваны вовсе не желанием позлословить по поводу ошибок экс–президента, а искренним стремлением предупредить от их повторения. Да и место ли злословию, когда на пороге 14–летия своей независимости Кыргызстан вновь оказался на исходных позициях начала 90–х годов прошлого века, и стоит перед ним тот же самый вопрос: по какому пути развития двигаться?
    Но прежде чем искать ответ на него, мы должны уточнить для самих себя, как же так могло получиться, что после почти 15–летнего правления А.Акаева, который не уставал твердить о своей приверженности демократическим принципам, страна так же далека от демократии, благополучия и процветания, как и при зарождении независимости?
    Должен сказать, что все годы президентства Акаева я терялся в догадках, какую государственную систему замыслил он создать в Кыргызстане. Очень скоро его настойчивые заверения о приверженности демократии, стремлении построить светское правовое государство стали все больше расходиться с тем, что происходило в “Белом доме” и во всей стране. Еще не отбыв второй срок на посту президента, Акаев начал прибирать к рукам бразды правления и вскоре стал обладателем практически неограниченной власти. Именно это сыграло одну из решающих (если не самую решающую) ролей в том, что республика так безнадежно отстала от времени и от партнеров по СНГ.
    Став президентом Кыргызстана, Акаев был убежден, что сможет в три года вывести страну из тупика кризиса, а также осуществить переход на демократические рельсы раньше, чем многие союзники по Содружеству и уж, конечно, гораздо раньше соседей по Центральной Азии. И хотя реалии жизни оказались суровее и жестче, чем это представлялось Акаеву, опрокинули эти и многие другие его надежды и ожидания, он так и не смог за почти 15 лет избавиться от иллюзий и привычки выдвигать заведомо невыполнимые задачи, давать нереальные обещания, намечать утопические цели. И если на начальном этапе он сам, как мне кажется, романтично верил в достижимость намечаемых им целей, то позже стал вполне осознанно лгать и вводить в заблуждение собственный народ.
    Как показала практика, бедой самого Акаева, а заодно и кыргызстанцев, обернулось то, что до избрания этого человека президентом весь его послужной список не отличался обширностью и глубиной жизненного и управленческого опыта. И, что еще хуже, у него не оказалось ни способности, ни мужества признать свою несостоятельность и некомпетентность на посту главы государства, свое неумение управлять страной. Неумение и нежелание Акаева признавать и анализировать собственные промахи привели к тому, что за сравнительно короткую историю независимости Кыргызстана президент допустил в определении курса реформ и их воплощении в жизнь слишком тяжелые и дорогостоящие ошибки.
    Сегодня совершенно очевидно, что Акаев оказался дилетантом и как президент страны, и как реформатор. Именно он своими непрофессиональными, поспешными и самонадеянными действиями нанес самый большой вред реформам в Кыргызстане, дискредитировал саму идею демократических и экономических реформ.
    Кто определенно скажет, чего больше (оторванности от реальной почвы или самонадеянности?) было, когда 6 марта 1992 года в интервью корреспонденту “Независимой газеты” президент Кыргызстана заявлял: “Сейчас мы приняли программу, которая в течение 3–5 лет позволит нам добиться зерновой независимости”. И далее: “Я убежден, что уже в следующем году фермерские, крестьянские хозяйства завалят наши города продуктами питания. На излишки же продуктов мы сможем приобрести и нефть, и металл, и лес”.
    В действительности от продовольственного изобилия республика за годы правления Акаева оказалась еще дальше, чем была в начале пути.
    Провалы в экономике, социальной сфере, в либерализации общественной жизни, беспрецедентное за послевоенные десятилетия обнищание сотен тысяч граждан страны привели к невиданному отчуждению широких масс населения от государства, к полнейшему цинизму, разочарованию и апатии кыргызстанцев.
    Вот почему, если говорить по существу, по большому счету, вопрос о разделении властных полномочий встал не столько из–за того, что первый президент сосредоточил в своих руках слишком много власти. Думаю, в глазах основной массы населения вопрос этот, в общем–то, не решающий. Главное в том, что президент не сумел эффективно и с наибольшей пользой для общества воспользоваться этой властью, проявил полнейшую неспособность осуществить реальные реформы в экономике и социальной сфере. А неспособность эта явилась во многом следствием того, что с годами главу государства и его окружение все менее интересовали неотложные экономические и социальные интересы страны, судьба демократических реформ, общественное мнение.
    История многократно доказывала, что прийти к власти по воле случая можно. Но вот наладить страну, сделать ее комфортным жилым пространством для всех, вывести из затяжного глубокого кризиса, восстановить разрушенное хозяйство случайно нельзя.
    Сейчас перед кыргызским обществом с новой остротой стоят вопросы: каким должен быть глава государства, какими чертами характера и качествами лидера он должен обладать, каким образом провести разделение властных полномочий между президентом, парламентом и премьер–министром? Небезразлично кыргызстанцам и то, как будут протекать неизбежные кардинальные перемены. Как загнанная в тупик страна будет выходить из кризиса? Сможет ли новое руководство обеспечить приемлемый и безопасный для общества вариант, сохранив при этом хрупкие согласие и стабильность в стране?
    То, каким путем произошло отлучение президента Акаева от трона, заставляет вновь и вновь задумываться, каким же образом должна происходить смена власти. Подлинная демократия — это не только определенная система общественных отношений, управления, разделения властных полномочий, но и продуманная процедура сменяемости всех ветвей власти сверху донизу.
    В политике, если она взвешенна и разумна, должна присутствовать своя определенная “техника безопасности”. Должны быть предусмотрены правила и механизмы спокойного демонтажа и замены исключительно мирным, цивилизованным, правовым путем системы власти, оказавшейся в аварийном состоянии.
    К сожалению, Кыргызстан и тут пошел своим путем, который вряд ли прибавил ему авторитета и уважения в глазах мирового сообщества.
    В послереволюционный период не раз приходилось слышать недоуменные сетования граждан: почему новая власть так беспомощна, когда возникают противоправные действия то с самозахватом земель, то с осадой зданий Верховного суда или Минздрава, когда некоторые анархически настроенные элементы открыто шантажируют власть эскалацией противоправных протестных акций?
    Причина, думаю, кроется в том, что прежние институты власти были ослаблены, в значительной мере скомпрометированы и деморализованы. А новые управленческие структуры еще не вполне сформировались, не определили сферы и направления своей деятельности и меру прав и ответственности. Были попросту не подготовлены к действиям в нештатных конфликтных ситуациях.
    События 17 июня подтвердили правило, что нет худа без добра. Они, как мне кажется, подтолкнули самого Бакиева и его сторонников к более активным и решительным действиям.
    Поскольку в нашей стране институт президентства — явление и понятие совершенно новые, да к тому же первый опыт оказался в значительной мере неудачным, обратимся к примерам из мировой практики.
    Власть президента
    Наверное, у американского писателя и социолога Сидни Хаймана было достаточно оснований, чтобы с гордостью заявить: “Президентство является нашим самым значительным изобретением в области социальных отношений и нашим главным вкладом в демократический способ управлений”.
    Опыт западных стран свидетельствует, что президентская республика — это сильное, нормально функционирующее управление. Высокий авторитет государственных, правоохранительных органов, армии — это составные части авторитета президента. И основные государственные институты там действуют эффективно. В большинстве цивилизованных государств президентское управление — это благо для общества, которое дает стране приемлемую форму централизации власти без опасения перерастания ее в диктатуру.
    Следует признать, что у президента США властных полномочий ничуть не меньше, чем их было у первого президента Кыргызстана. Он формирует правительство, называет министров, послов, руководителей финансовых ведомств, генералов и адмиралов, прокуроров, членов Верховного суда, и он же отправляет их всех (за исключением последних) в отставку. Никогда на эти должности не будет назначен тот, чьего имени президент не назовет. Он является главнокомандующим всех вооруженных сил. Без его подписи (или подписи уполномоченных им лиц) недействительны международные договоры и соглашения. Он единственный, кто говорит от имени Соединенных Штатов. Все прочие официальные лица, какое бы высокое положение они ни занимали, излагают свою позицию лишь в той степени, в какой их уполномочит президент. Только ему принадлежит право помилования и право вето на законы, принимаемые конгрессом. Выше президента в США нет никого и ничего. Кроме закона.
    Отметим, что согласно Конституции должностной оклад президента не может быть ни увеличен, ни уменьшен во время исполнения им своих обязанностей. Не может он получать никаких иных доходов от Соединенных Штатов или какого–либо штата. Разумеется, он вправе настаивать на увеличении оплаты, скажем, из–за инфляции. Но уже не для себя, а только ради тех, кто придет ему на смену.
    После мартовского свержения Акаева с поста президента Кыргызстана в стране наступило некоторое оцепенение. Она оказалась во власти хаоса и мародерства. В США этого не могло бы случиться по определению. За всю более чем 200–летнюю историю в Америке не было ни одной попытки военного переворота. Заговорщикам просто бессмысленно это делать. Как бы хитроумно они ни устранили президента, его место займет вице–президент. Случись что с обоими — на пост заступит спикер палаты представителей (нижней палаты конгресса). Если пострадают трое — власть переходит к временному президенту сената (верхней палаты конгресса). Произойди беда со всеми четырьмя сразу — есть госсекретарь. Далее закон предусматривает передачу власти по нисходящей: министр финансов, министр обороны, министр юстиции, внутренних дел, сельского хозяйства, торговли, труда, здравоохранения, образования и соцобеспечения, домостроения и городского развития, министр транспорта.
    Так что даже при самом невероятном ЧП с самыми непредсказуемыми последствиями американцы избавлены от необходимости ждать с замиранием сердца результатов внеочередной сессии или чрезвычайного совещания. Все расписано в законе и известно наперед.
    Власть конгресса
    ИдеЯ разделения власти на исполнительную и законодательную возникла задолго до принятия Конституции США. Однако это ничуть не умаляет заслуг 55 отцов — основателей американской Конституции. Мудрость и дальновидность, с которой они решили проблему баланса сил между властью и контролем, вот уже более 200 лет является предметом пристального интереса законодателей многих стран планеты.
    Раздел 8 первой статьи Конституции США содержит перечень из 18 пунктов, определяющих полномочия конгресса. Ему дано право устанавливать различного рода налоги, пошлины и сборы, обеспечивать совместную оборону, занимать деньги в кредит страны и предоставлять займы, регулировать торговлю с иностранными государствами, устанавливать законы о денежной системе, о гражданстве, натурализации, о трудовых отношениях и т.д. Исключительным правом конгресса является право объявления войны. Он определяет порядок комплектования армии, авиации и флота, устанавливает размер вооруженных сил, принимает бюджет.
    За более чем двухвековую историю государственной практики конгресс лишился некоторых прав, которые были узурпированы исполнительной властью. Тем не менее американцы знают, что конгресс на равных с ней участвует как в повседневной управленческой деятельности, так и в определении долговременной политики. Мощные рычаги влияния в руках конгресса — утверждение правительства и, главное, госказна. К нему идет на поклон правительство, когда требуются деньги на какое–либо предприятие. И конгресс либо выдает их, либо отказывает, а чаще всего выдает в урезанном виде. Бюджет — это единственный вид закона, с которым президент практически ничего не может поделать. Так что в его интересах с конгрессом не ссориться, а быть в хороших отношениях.
    В свою очередь и законодателям нет смысла обострять отношения с президентом, поскольку в его руках такое сильное оружие, как право вето. Если президент отклонил проект закона и возвратил его в конгресс на доработку, то при его повторном принятии требуется уже не простое большинство, а одобрение не менее двух третей участников голосования в обеих палатах. Так что конгрессменам взаимопонимание с исполнительной властью более желанно, чем конфронтация.
    Еще одно весомое конституционное право конгресса — импичмент. Ему могут подвергнуться президент, вице–президент или другой правительственный служащий после обвинений в измене, взятке, государственном преступлении или правонарушении.
    По мнению многих американцев, импичмент Ричарда Никсона явился примером справедливости и равенства всех перед законом, поскольку личное преступление президента было неопровержимо доказано. Импичмент ничуть не понизил авторитет президентства как политического института. Более того, он показал, насколько органично вписывается президентство в представление о демократии.
    Наверное, многим памятны еще события, связанные с попыткой импичмента президента Билла Клинтона. Причем причиной разбирательства стала не столько связь президента со стажеркой Левински, сколько его ложь, попытка обмануть общественность.
    Где разместить центр тяжести
    Некоторые политологи считают, что такая редкая по устойчивости государственная Конституция, какая наблюдается в США, создана не за счет удачного расположения центра тяжести между тремя ветвями власти — законодательной, исполнительной и судебной. Рано или поздно одна из ветвей неизбежно обогнала бы в росте соседние и возвысилась над ними. И тогда бы США не избежали того, через что прошли многие страны. Если бы законодательная власть подмяла под себя исполнительную, в стране воцарилась бы анархия. Случись обратное, общество оказалось бы под гнетом диктатуры. И при любом исходе участь судебной власти предрешена — быть служанкой не закона, а того, кто взобрался на вершину пирамиды.
    Авторам американской Конституции удалось достичь того, что каждая вершина треугольника ревностно следит за тем, чтобы две другие не нарушали Конституцию и законы. И все же к главной их находке специалисты относят не удачное размещение центра тяжести в пределах треугольника “правительство — конгресс — суд”, а в смелом и парадоксальном выносе его вообще за пределы треугольника. К рядовому гражданину США. Во главу угла положены не повседневные заботы правительства, не законодательные инициативы конгресса и даже не интересы нации вообще. Точкой отсчета действий и решений любой ветви власти стала отдельно взятая личность, права человека.
    Знаменитый Билль о правах, или первые десять поправок, принятые через четыре года после провозглашения Конституции, — вот что, как считают специалисты, обеспечило поразительную устойчивость государственного устройства США.
    Выше я отмечал, что каждая ветвь власти ревностно следит за тем, чтобы две другие не нарушали Конституцию и законы. Однако есть в Соединенных Штатах еще один цербер, который денно и нощно зорко наблюдает за всеми ними. Имя ему — пресса. Но это тема другого разговора.
    Вячеслав Тимирбаев.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/10966/