Что определяет сознание?

Распечатать

Оставить комментарий

Посмотреть комментарии

22 июня 2005

ОТВЕТ НА БРЕД

    Гении, покидая сей бренный мир, оставляют потомкам немало загадок и неразгаданных тайн. Скажем, веками бьются искусствоведы, пытаясь понять загадочную улыбку Джоконды, расшифровать картины Иеронима Басха или Питера Брейгеля–старшего. Рассказывают, что один из крупнейших советских пушкинистов Сергей Михайлович Бонди плакал, говоря, что всю жизнь посвятил исследованию творчества Пушкина, но не постиг и сотой доли того, что заложено в его произведениях.
    Думаю, в ряду таких загадок и постулат Карла Маркса: “Бытие определяет сознание”. На каком слове здесь следует делать магическое ударение, на первом или третьем? Что на что влияет определяюще — бытие на сознание или сознание на бытие? Мысль об этом возникла при знакомстве с интервью доктора исторических наук, эксперта по проблемам стран Центральной Азии Александра Князева “Битье определяет сознание?” (“Вечерний Бишкек”, 15 июня с.г.).
    Разумеется, взяться за перо меня побудило не это, а то, что в данном интервью затрагивается деятельность газеты “МСН”. Причем оценки уважаемого эксперта представляются мне не совсем бесспорными, как, впрочем, не бесспорными видятся и некоторые другие выводы по достаточно серьезным вопросам. Вероятно, в силу того, что А.Князев является профессором Кыргызско–Российского Славянского университета, он сводит падение режима Акаева к тому, что, дав добро на размещение российской авиабазы на территории Кыргызстана, Акаев перестал устраивать американцев.
    Мне кажется такой подход искусственно суженным и несколько однобоким. Ведя игру по принципу “и вашим, и нашим”, Акаев, скорее всего, рассчитывал заручиться поддержкой как США, так и России. Однако просчитался. И в какие бы словесные одежды он ни рядил свою политику в отношении этих двух великих держав, эффект получился обратный. По большому счету, ведя двойную игру, он перестал устраивать и американцев, и россиян.
    И все же главной причиной мартовских событий послужило, на мой взгляд, то, что он перестал устраивать свой собственный народ. Все шире зрело в массах недовольство “политикой приватизации”, проводимой семьей президента, все откровеннее говорилось об этом не только со страниц оппозиционной прессы, но и на стихийных митингах, в местах массового скопления граждан, в общественном транспорте. Все большее раздражение вызывали у населения бесконечные разглагольствования главы государства об успехах в проведении демократических, экономических, земельных реформ, которые резко расходились с реальным положением дел.
    Наверное, едва ли стоит также преувеличивать роль и значение НПО в мартовском перевороте. Думаю, атмосфера недовольства властью, особенно среди молодежи, формировалась большей частью не деятельностью неумеренно большого количества НПО, а массовой безработицей, огромной невостребованностью молодых дипломированных специалистов, в избытке выпускаемых, пользуясь терминологией А.Князева, неумеренно большим количеством вузов, расплодившихся в маленькой республике, ростом социальной напряженности и социального неравенства, все большей концентрацией внимания руководства страны на удовлетворении сугубо семейных и узкокорпоративных интересов.
    По глубокому убеждению интервьюируемого, такой демократической, такой либеральной страны, как Кыргызстан, не было и никогда уже не будет в истории Центральной Азии. Тут хотелось бы, чтобы Александр Алексеевич уточнил, Кыргызстан какого периода имеется в виду. Ведь, к примеру, Кыргызстан образца 1991–1993 гг. по уровню либерализации и демократизации общественных отношений заметно отличался от Кыргызстана 2001–2003 гг.
    Склонен полагать, что заблуждается А.Князев и относительно того, что Акаев оказался заложником системы ценностей, за ярого приверженца которой он себя выдавал. Это же нонсенс, отмечает эксперт, когда на деньги Госдепа создается типография, которая печатает оппозиционные газеты.
    Насколько мне известно, дело тут обстоит гораздо прагматичнее, грубее и жестче. Суть не в системе ценностей, а в самих ценностях, реально осязаемых и поддающихся точному счету. Акаев оказался заложником непомерных внешних заимствований. Если бы Кыргызстан и его первый президент были действительно независимы, как это декларировалось на протяжении всех 14 лет, то никакой бы Госдеп не смог создать здесь типографию для печатания оппозиционных газет. Однако общеизвестно, что и Всемирный банк, и МВФ сильно зависимы от США. В свою очередь Кыргызстан сильно зависим от этих крупнейших финансовых институтов мира. А кто платит, тот и музыку заказывает. Огромный внешний долг — вот поводок, на котором Госдеп держал главу кыргызского государства. По этой же причине не мог Акаев захлопнуть так ненавидимую им газету “МСН”. Тот же Госдеп недвумысленно предупреждал президента КР, что от его лояльности по отношению к оппозиционным СМИ будут зависеть размеры дальнейшей экономической помощи Кыргызстану и решение Парижского клуба кредиторов о списании части кыргызского долга. Тут поневоле будешь терпеть и иноземную типографию, и оппозиционную прессу. Так что, повторюсь, решающее значение в этом вопросе имели чисто экономические соображения, а не приверженность Акаева к какой–то химере в виде системы ценностей.
    С сожалением вынужден отметить, что Князев далеко не первый, кто пытается объяснить оппозиционность газеты “МСН” власти тем, что она напрямую финансировалась американским посольством и другими заокеанскими госструктурами. Не думаю, что сознательно, но он смещает акценты. При этом первичное становится вторичным, причина — следствием. А первична здесь все же позиция, изначально занятая газетой “Адвокат” — “Моя столица” — “МСН”. Финансовая, материальная и моральная (что также чрезвычайно важно) поддержка заокеанских госструктур стала проявляться несколько позже, когда там убедились в последовательности и серьезности проводимой газетой линии.
    И уж откровенно подгоняет Князев под созданную им схему отношения “МСН” к К.Бакиеву и Ф.Кулову. Финансируемые американцами газеты, вещает он, до заключения соглашения между Бакиевым и Куловым очень откровенно работали на первого.
    Если уважаемый эксперт внимательно следил за нашей газетой, то весьма странно, как это он не заметил, что в бытность Кулова заключенным N 1 в Кыргызстане он был одним из наиболее популярных и часто публикуемых на страницах “МСН” политиков. Серьезной критике Феликс Шаршенбаевич подвергался лишь после того, как заявил о своей приверженности к толстовской морали “непротивления злу насилием” в отношении к экс–президенту. Позиция автора газеты тут была предельно проста: рядовой гражданин, частное лицо Кулов может относиться к Акаеву, как ему заблагорассудится. Прощать или нет экс–президенту его грехи — это личное дело Кулова. Но как претендент на пост главы государства (а к тому времени Кулов еще не отказался от своих притязаний) он должен исходить не из личного понимания добра и зла, симпатий и антипатий, а из требований законов и из интересов государства и общества. Здесь позиции Кулова как частного лица вступали в резкое противоречие с позицией Кулова как крупного политика. За что он и подвергся критике. Не замечать этого мог разве что тот, кто в упор не хотел этого видеть.
    На днях, удивляется далее Князев, “МСН” начала “бить” по Бакиеву. Для меня это не совсем понятная ситуация.
    К сожалению, осталось за рамками интервью то, какие публикации нашей газеты воспринял Князев как “огонь” по Бакиеву. Впрочем, не это главное.
    Суть в том, что журналисты “МСН” никогда не присягали на верность какому–либо официальному лицу или политическому лидеру, никогда не считали и не считаем даже тех, кому искренне симпатизируем, персонами вне критики, и не намерены этого делать впредь. Мы не создавали и не собираемся создавать культ какой бы то ни было личности и будем открыто писать о том, с чем мы не согласны в действиях людей, от которых зависит благополучие и будущее Кыргызстана и его граждан.
    Вячеслав Тимирбаев.