Город живет надеждами

    По правде говоря, карабалтинцы ни на что особенно не рассчитывали, узнав, что их горнорудный комбинат выставлен со своими акциями на торги, и что, может быть, их кто–нибудь купит. Те, кто еще тут остался из былого мощного рабочего коллектива, знают, каким было предприятие прежде и каким стало теперь.
    Из уст в уста передавали рассказ о том, что будто приезжал сюда один из главных некогда работников комбината, обосновавшийся в России, увидел, во что тот превратился, и заплакал.
    А карабалтинцы продолжают жить и надеяться, что комбинат–таки кто–нибудь купит. И, да простится им, не о государственных интересах они думают при этом, а о своих собственных. Конечно, былого могущества не будет. Вероятно, не скоро появятся гладкие дороги, асфальтированные тротуары, налаженная ирригационная система, а в результате этого радующие сочной зеленью парки, роскошные цветники, бьющие там и тут фонтаны. И не будет служб, призванных решать проблемы с изрешеченными временем крышами, с прогнившими от вечного отсутствия горячей воды трубами и так далее и тому подобное.
    Город Кара–Балта выстоял в ожидании того, когда вновь затеплятся трубы горнорудного комбината, но каким он стал?!
    Поэтому, слушая известия о том, что комбинат все–таки продадут, но пока не найдут приемлемые варианты, карабалтинцы только тяжело вздыхают: сколько еще ждать? Им не интересно — с долгами (баснословными) или без долгов продадут комбинат, не интересно, кто станет им распоряжаться. Они хотели бы знать, как это обстоятельство, если–таки свершится, повлияет на их собственную жизнь.
    Поэтому знатоков, черпающих информацию о судьбе комбината из Интернета, они перебивают простыми, как смена дня и ночи, вопросами: а как это все скажется на нашей жизни? Удивляются, что в Интернете об этом ни слова. Это что же, выходит, и правительство об этом не думает? Не вкладывает в условия тендера?
    Еще бродят по городу былые горнорудовцы, те, кто остался жив и после того, как лет тридцать буквально по колено бродил по каким–то там урановым субстанциям. Все они, как правило, запойные пьяницы. На это у них есть своя версия: нам рекомендовали пить водку, потому что только она одна способна выгнать из крови лишнюю радиацию. К ним в гости приезжают дети, которым, может быть, и хотелось бы вернуться, но где работать? Еще сохранились урановые хвосты, которые многие годы никто не поддерживает в нужном состоянии и которые щедро наполняют своей пылью нередкие теперь в этих краях ветры, несущие их по городу вместе с уже опадающими с высохших деревьев листьями. Уже давно поднялась над землей знаменитая свалка, которой по технологии многие десятилетия назад предписывалось не подниматься над уровнем земли, и ее “ароматы” время от времени наполняют жилища карабалтинцев, смешавшись с горным ветерком, которому, также по технологии давно минувших лет, предписывалось насквозь продувать город рабочих, занимающихся переработкой урана. И где–то вверху возникло некое битумное предприятие, которое также время от времени наполнят своими “ароматами” квартиры горожан. Вся промышленная зона города Кара–Балта расположена в предгорьях, дома стоят много ниже. Стоят так, чтобы роза ветров продувала их и освобождала от возможных тяжелых выбросов.
    Но, как уже сказано, те технологии, которые предусматривались много десятилетий назад, или не работают, или нарушены, или вовсе забыты. А что будет, если уран станут перерабатывать вновь? Вспомнят ли о них? Или не вспомнят? Ведь и повышенной комфортностью город некогда обеспечивался как раз потому, что людям предписывалось жить в тяжелых экологических условиях. Вспомнят ли об этом новые владельцы комбината, напомнит ли им об этом наше правительство? Карабалтинцам об этом ничего не известно.
    Однажды пронесся слух, что, возможно, и уран станут добывать на территории Кыргызстана. И что будто бы за это ратуют некие заинтересованные карабалтинцы. Сведущие в проблеме люди ахнули от самого такого предположения, потому что даже в советские времена, когда не боялись поворачивать реки вспять, знали, чем это грозит Кыргызстану, расположенному в сейсмоопасной зоне. На добыче урана в наших землях было поставлено жесткое табу. И, кажется, современный слух есть всего лишь слух. И без этого в нашей стране тяжелая экологическая ситуация, вызванная былой урановой “деятельностью”. Радиоактивных отходов на нашей территории все еще так много (известно, что на их естественную утилизацию нужны столетия), что связанные с этим необходимые меры защиты остаются чрезвычайно актуальными для всех государственных служб. Именно для всех, разница только в степени ответственности каждого чиновника.
    Насколько мне известно, мир стал активно помогать нам решать эту проблему.
    Уже в начале этого века Всемирный банк выделил на реабилитацию хвостов урановых, радиоактивных и токсичных отходов 6,9 млн. долларов, японское правительство — 1,95 млн. долларов, Глобальный экологический фонд — 1 миллион. Не остались в стороне и Россия, США, Чехия, да и собственное правительство кое–что выделило.
    Знаю также, что в число реабилитируемых не попали карабалтинские хвосты: кто–то счел их вполне еще сносными. Но теперь, когда вся основная нагрузка по переработке урана ляжет именно на горнорудный комбинат, вполне резонно спросить, как именно будут складироваться отходы, где и какие меры предосторожности для этого предпринимаются?
    Помнится, что депутаты Законодательного собрания Жогорку Кенеша вменили себе в обязанность систематически заслушивать отчеты правительства и Министерства экологии и чрезвычайных ситуаций о мерах безопасности и надежной защиты населения, народнохозяйственных объектов и территории республики от природных бедствий. Теперь ЗС уже нет. Есть ли в парламенте преемственность в выполнении таких важных решений? Не знаю. Но ведь кто–то должен знать. И ведь кого–то же волнует, кроме вопроса, продадим ли мы комбинат или не продадим, вопрос, как именно он станет работать и не обернется ли его деятельность экологической катастрофой? Приходится писать об этом, потому что, сколько ни искала, во всех сообщениях о тендере на комбинат, обо всем этом даже не упоминается. Интересно бы знать, почему? Потом обсудим, когда, тьфу–тьфу, пронеси, Господь, что–нибудь случится? Или понадеемся на благоразумие и добропорядочность наших покупателей?
    А между тем, поскольку комбинат мы явно–таки продадим, пора наладить комплексное медицинское обследование проживающего в районе хвостов (к примеру, город Кара–Балта) населения, продумать, как оказывать людям лечебно–профилактическую помощь, кто и как будет проводить мониторинг состояния их здоровья. Насколько мне известно, ни о чем таком сегодня даже речи нет. Былая мощная медицинская база города постепенно приходит в упадок. Многих специалистов здесь нет десятилетиями. Рожать детей мамаши отправляются не в нижнюю, вечно переполненную больницу, а в Бишкек. Скорая помощь не имеет элементарных лекарств, необходимого количества машин, не говоря уже о реанимационной машине. Ее вызывают исключительно для самоуспокоения. И тем, кому попалась ласковая сестричка, становится немного легче, тем, кому злая, приходится выкарабкиваться самим. Если удается.
    Словом, город ждет новых владельцев комбината. Но ждет не усугубления своих и без того не простых проблем, а их решения. Дождется ли?
    Людмила Жолмухамедова.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/15528/