ЧерноБЫЛЬ. 20 лет спустя

    Два десятка лет назад в этот день планету потрясла страшная беда. Взорвался атомный реактор на Чернобыльской АЭС. И для многих людей, пострадавших и работавших на ликвидации аварии, жизнь разделилась на две половины: до и после.
    Восход над рыжим лесом
    Катастрофа на Чернобыльской атомной станции существенно изменила радиационную обстановку на значительных территориях ряда европейских стран. В результате взрыва реактора и разрушения его защитных оболочек произошел мощный выброс радиации в окружающую среду. Около 200 радиоактивных изотопов перемещались на расстояние тысяч километров от ЧАЭС и в мае 1986 года наблюдались во всех странах северного полушария, в акваториях Тихого, Атлантического и Северного Ледовитого океанов. Люди получили громадные дозы радиации. С 1991 года смертность населения в зараженных зонах Украины и Белоруссии стала превышать рождаемость. В 1986 году из зоны заражения были эвакуированы 116 тысяч человек. С 1986 по 1989 год ущерб превысил 12 миллиардов долларов США. Все силы были брошены на спасение. Были среди героев и наши соотечественники.
    Сегодня ликвидаторов в Кыргызстане уже не наберется и двух тысяч. Коварный и страшный недуг, заработанный там, в Припяти и на самом реакторе, дает о себе знать даже через 20 лет.
    Кубат Кожоналиев в 1986 году служил в военной прокуратуре Фрунзенского гарнизона. Вызвал его тогда прокурор и сказал, что надо ехать. Кубат раздумывать долго не стал, собрал вещи, попрощался с женой, детьми — и на самолет. В тридцатикилометровую зону прибыли поздно ночью. Но люди работали. Его и еще нескольких человек подвезли к палатке. Оказалось — это их будущее место работы на несколько месяцев. И уже утром, еще не рассвело, их повезли ТУДА. То, что увидел тогда молодой лейтенант Кожоналиев, заставило бы содрогнуться, наверное, даже убеленного сединами генерала.
    110–я военная прокуратура. О ней мало кто знает. Она единственная в своем роде. Ее задача была не допустить беззакония и поставить заслон мародерам. Там много не говорили. Да и уставали очень, не до болтовни.
    — Эта картина всегда будет в моей памяти, — рассказал Кубат Азатович. — Вымытая до блеска асфальтированная дорога. Восход солнца и страшные развалины. И темные окна. Люди в масках и спецодежде. Поначалу было такое впечатление, что идут съемки фильма–катастрофы. Увы, все было наяву. Но больше всего поразил меня рыжий лес. Кто был в Чернобыле, тот знает, почему так называли молодой сосновый лес вблизи АЭС. Там уже никогда не будут нормально расти деревья и цветы.
    Люди тогда мало знали, что на самом деле грозит человеку, получившему ударную дозу радиации. Работали на износ. Причем не из–за длинного рубля. Об этом тогда никто не думал. Спасти от гибели все, что можно, пусть даже рискуя собственной жизнью. Да, сейчас такому патриотизму можно позавидовать.
    По сведениям Государственного медико–дозиметрического регистра Кыргызской Республики, год от года увеличивается число инвалидов и умерших ликвидаторов. Увы, полученная доза радиации коварно, исподтишка делает свое черное дело. В последнее время возросло количество смертей от заболеваний сердечно–сосудистой системы. В 15 из 60 случаев от злокачественных образований. Но гораздо страшнее другая цифра: из 112 случаев летального исхода — 33 от алкогольной интоксикации, 26 (!) — самоубийств.
    — Ко мне часто обращаются чернобыльцы. Сегодня эти молодые люди в 80 случаях из 100 не могут найти работу. Даже при наличии таковой работодатель предпочитает не брать ликвидаторов. Хотя среди них практически все специалисты высокого класса. У всех есть семьи, дети. Просуществовать на нищенскую пенсию, даже с учетом всевозможных льгот, невозможно. Причина одна — часто болеют, — рассказывает Кубат Кожоналиев. — Я пытаюсь им помочь. Благо сейчас вот дослужился до генерала, могу что–то сделать, где–то похлопотать.
    Владимир Ковалев, он участвовал в ликвидации аварии через неделю после катастрофы. Сейчас живет в России.
    — Я работал на строительстве, монтаже и эксплуатации трех бетонных заводов в должности прораба. За два месяца мы построили все три завода и выдали 40 тыс. куб. м бетона. Для непосвященных скажу: один такой завод в подмосковном городе Домодедово строили три года… Чуда тут никакого не было. Просто кроме круглосуточной работы в той особой обстановке мы использовали упрощенную технологию, которая всегда есть в арсенале опытных строителей. Она–то и выручает в такие времена. Такого темпа никто даже тогда не ожидал. И уже под нас стали настраивать работу на строительстве городка в Иванкове, куда подавался бетон с наших заводов. Тогда же был подготовлен и узел перегрузки — в 5 км от реактора.
    Обстановка нередко складывалась так, что многие вопросы мне приходилось решать самому, не дожидаясь, пока вышестоящее руководство даст указания. Так получилось и в конце июля, когда бетонные заводы уже работали на полную мощность. Часа в три ночи выяснилось, что машины, отправленные с бетоном на реактор, не вернулись. Заводы оказались на грани остановки: бункеры с бетоном переполнены. Но останавливать производство непрерывного действия нельзя, к тому же там использовались специальные добавки для быстрого “схватывания” бетона. Словом, даже 20–минутная остановка приведет к выходу завода из строя. И тут один из нас вспомнил, что в палатке отдыхают водители из Обнинска, машины их заправлены. Теперь только на них надежда…
    Как я зашел в палатку, стал на колени и просил их выручить — я и не помню, но люди буквально в течение 10 минут все (не только коммунисты, на которых рассчитывали прежде всего) выскочили, завели машины, и мы продолжили работу до утра. Только на следующий день мы узнали, почему не пришли наши бетоновозы. Мы–то думали, что они уснули от усталости за рулем. Все оказалось намного трагичнее. Кто–то показал им короткий путь — минуя дозиметрический контроль, через так называемый “рыжий лес”. Сделав по два–три рейса, водители получили огромную дозу облучения, успев к тому же на колесах автомашин завести “грязь” на заводы. Утром при промывке заводов обнаружилась радиация уровнем около 300 м/рентген.
    Узнав об этом, люди поспешно ушли, даже не закрыв задвижки водовода. Вскоре образовалось целое озеро, начался обвал стен котлована. Возникла реальная угроза обрушения опор бетонных заводов. Было принято решение выполнить бетонную стенку из блоков — для защиты от обвалов фундаментов, а пазуху засыпать бетоном. Но для этого кому–то надо было влезть в образовавшееся озеро. Пришлось это сделать мне. Я и начал монтаж блоков. Люди, увидев, что я живой и ничего со мной не случилось, стали помогать мне. Часа через три работы были завершены, и вторая смена пошла полным ходом.
    Объект “Укрытие”
    Так окрестили бетонный саркофаг, под которым покоятся остатки разрушенного реактора. Созданный в экстремальных условиях, объект уже почти 20 лет выполняет защитные функции. Его главной особенностью продолжает оставаться потенциальная опасность. Причем она существенно больше, чем это позволяют нормы и правила. Сейчас этот вопрос находится под пристальным вниманием международной общественности. Естественно, что в нынешних условиях при катастрофе такого глобального масштаба Украине самой не справиться. Уже проведены две донорские конференции по сбору средств для этих нужд. Начальная стоимость работ оценивалась в 768 миллионов долларов. Было собрано почти 90 процентов нужной суммы. И все же работы идут с отставанием. Прошло 20 лет после аварии, но, к сожалению, из перечня работ, направленных на повышение безопасности и перевода объекта “Укрытие” на экологически безопасную систему, фактически выполнены только модернизация системы пылепоглощения и работы по стабилизации строительных конструкций.
    Любовь Борисенко. При содействии Посольства Украины в Кыргызстане.
    
    Стрелочник
    Директору Чернобыльской АЭС Виктору Брюханову дежурный диспетчер позвонил домой в два часа ночи 26 апреля и сообщил об аварии. Виктор Петрович немедленно приехал, но уже не увидел крыши над четвертым энергоблоком… Стрелочника стали искать позже.
    13 августа директора вместе с еще четырьмя сотрудниками станции арестовали. Десять лет зоны общего режима за “небрежность во время эксплуатации станции и недостатки ее системы безопасности” — корявость и несоразмерность приговора не удивили никого. Тогда даже “последнее слово” директора станции не было процитировано. А на суде Виктор Брюханов заявил следующее: “Я не виноват, виновата система и, в известной степени, технические аспекты реактора”.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/13783/