ФотоГРАФ

    (Продолжение. Начало в № 76, 78, 80, 82.)

    Текила вызывающе смотрела из стопок золотистыми карими глазами, в которых дрожали искры - отражения языка огня от свечи. Том курил вкусную сигару. Возможно, курить ее было даже не так вкусно, как ловить ноздрями голубоватые нити дыма присутствующим персонажам. Даже лиловый Хорхе притащился посмаковать изысканный запах дорогой гаваны. Он стоял в сплетении волокон дыма, подсвеченных ненавязчивыми бликами свечи-секвойи, как таинственный джинн, только что вынырнувший из кувшина. Картинка была просто фантастическая. "Сюр какой-то", - прошмыгнула по подкорке мысль, профессионально констатирующая состояние окружающей среды, и Александр достал из кармана своей куртки "Домке" любимую "Леечку". Это было одно из последних творений знаменитой фирмы - Leica M7. Голицын купил ее в прошлом году, когда выиграл на "Интерпрессфото" первый приз, и ему вручили "тушку" "Кэнона Марк-2", но, поскольку у него было два точно таких же конторских аппарата, он взял приз деньгами и купил себе это произведение гениальной технической мысли. Пленочную механическую "Леечку" и два "стеклышка" к ней: объективчик с фокусным расстоянием 50 мм и 35 мм. Сейчас на ней красовался знаменитый светосильный SUMMILUX-M 35 mm. Он гипнотизирующе блестел в полумраке линзами за две с половиной штуки баксов. "Лейка" - маленькая по размерам камера, и на нее люди не реагируют так, как на здоровенные профессиональные "Кэноны" или "Никоны", которые напрягают и заставляют непроизвольно менять позы. "Лейкой", поставив объектив на гиперфокальное расстояние, можно снимать практически с пояса. Звук ее затвора ласкает слух, он как ласковый шепот, не то что грохот зеркальной моторизованной машины.

    Хорхе любопытным, как у попугая на жердочке, взглядом косил в уставившийся на него нагло объектив. Несколько раз прошелестел затвор. Все сложилось и упаковалось в четыре угла кадра: чалма из дыма, блестящие пуговицы ливреи, профиль в контражуре.

    "Спасибо, маэстро, что почтили мою скромную персону доставанием вашего благородного инструмента и фиксированием прекрасного мгновения! Но уверены ли вы, что оно прекрасно?" - шепотом, соответствующим ситуации, вопросил Хорхе. "Мгновение прекрасно настолько, насколько вы в состоянии это понять. Тем и отличается художник, что он видит то, чего не видят простые смертные. Главное - увидеть, а что потом, каждый решает по-своему. Кто-то пишет стихи, кто-то прозу, кто-то пишет маслом, а мы нажимаем на гашетку фотоаппарата. Каждый решает для себя, в какое мгновение нажать, и этим отличаются фотографы. У кого-то получается просто резкое фотографическое изображение, а у кого-то - нетленка". - Александр встал, разминая пальцы, в гуще полумрака он разглядел рояль. Наталья, урча, как потревоженный котенок, нехотя сползла с его уютного плеча. Черная глянцевая крышка инструмента отворилась, обнажив клавиши, как зубы фантастического монстра. Серебристое платье, переливаясь волнами, прошуршало в полумраке и устроилось на табурете, прислонившись к крышке фортепиано, рыжая шевелюра опустилась на руку. Том расположился рядом с Натальей, он принес стопки, бутылки и закуску и поставил все это на инструмент. Александр, как заправский тапер, ласково поглаживал то белые, то черные клавиши. Он гладил их вроде бы незаметно и, казалось, без усилия, прижимаясь пальцем к той или иной и только ей доверяя все свое самое сокровенное, мурашки бегали по коже, вздыбливая волосяной покров, дыхание становилось прерывистым, а душа стекала к кончикам пальцев. Звуки любимой блюзовой композиции разбредались по заведению, повисали на космах сизого дыма. Том подвывал тихонечко в такт мелодии. Рыжее пятно у рояля с любопытством разглядывало Голицына, который вовсе не старался произвести на девчонку впечатление, просто, когда он набирал определенную дозу, ему всегда хотелось поиграть на рояле, как когда-то в музыкальном училище, в золотые студенческие годы. Это потом он променял музыку на Московский институт иностранных языков. Видимо, алкоголь возвращает в детство, при определенной концентрации, разумеется.

    - Какой ты, однако, Саша, разносторонний, - выдохнуло рыжее пятно.

    - Стараюсь тебя не разочаровывать, - усмехнулся тапер, - я еще много чего умею!

    - Покажешь?

    - Постепенно, не все сразу.

    Том засобирался. Ему утром нужно было раненько явиться пред светлы очи Майкла и дежурить на деске. Да и время было уже скорее не позднее, а раннее. Растроганный Хорхе засунул в карман куртки Голицына бутылку классной дорогой текилы, на горлышке которой был привязан веревочкой мешочек с червячком. Поехали на Арбат, где жила Наталья. "Классное начало для командировки", - подумал Александр. Эта мысль была доминирующей среди кучи всяких пьяных обрывочных соображалок. Да еще Наталья отвлекала. Она опять положила голову на его плечо и теребила губами мочку уха. Было щекотно и непонятно, что делать. С одной стороны, нужно выспаться и утром быть вовремя в офисе. С другой - не хотелось обрывать приключение на полуслове, да и не такой уж этот Майкл изверг, чтобы карать за опоздание. Снимать-то ничего не планировалось. Да и Наталья упала на сердце мягкой приятной тяжестью. Нет, нет! Голицын не был бабником или каким-нибудь там сексуально озабоченным, просто он был очень влюбчив и ничего не мог с этим поделать. И более того - даже и не собирался.  

    "Мерседес" Тома остановился, потому что Наталья оставила в покое ухо Голицына и, сориентировавшись на местности, попросила остановиться у обшарпанной арки. Она открыла дверь и, по-хозяйски взяв Александра за руку, извлекла его из автомобильных внутренностей. "Мерин" вздохнул кожаным диваном, нехотя отпуская пассажира. Том открыл окно и вопросительно смотрел на друга.

    - Отмажь меня завтра у Майкла, придумай чё-нить, - вкрадчиво начал было Саша, но Том быстро расставил все точки над "ё".

    - Какой хрен отмажь? Майкл все и так понимает. Что я скажу? Заболел? Смешно! Скажу: к обеду будешь. Пока! - и, высунувшись в окно, добавил, хихикая и картавя, как дедушка Ленин:

    - Да здравствует секс, секс и еще раз секс! Секс решительный и беспощадный, товарищи! - Где он только нахватался таких выражений?

    Наталья тянула за руку в черное пространство арки. Нырнули внутрь двора. Пахло мокрой штукатуркой. Ее куски отваливались от стен, изъеденных язвами времени, как лицо прокаженного, и рассыпались кучками известки. В подъезде горела тусклая лампочка Ильича, освещая потертую деревянную лестницу. Шишки дерева вокруг вбитых в незапамятные времена гвоздей были похожи на подагрические образования на ногах стариков. Лестница надсадно скрипела, как будто жалостно просилась на покой. За некоторыми дверями слышалась шепотная шпионская многоголосица. Наташа ни на минуту не отпускала руку Голицына, как будто боялась, что он растворится в полумраке. Свободной рукой она достала из сумки ключи, едва не уронив свой фотоаппарат на пол, чертыхнулась и вставила ключ в скважину. Просочились в коридор коммуналки. Все соседи спят. Тишина. Ее дверь прямо. На цыпочках достигли желанного рубежа и проникли внутрь. Свет включать не стали. Он был лишним. И так на него из полумрака комнаты любопытно уставились книжная полка, шифоньер и стулья с набросанной на них одеждой. Александр снял куртку, поставив вынутую из кармана бутылку текилы на стол. Он сел на стул и смотрел, как раздевается Наталья. Художественно. Серебристая чешуя платья соскользнула на пол, обнажив скульптурную фигуру.

    - Раздевайся, я пошла в ванную, потом ты, - и она, надернув халатик, мистическим пятном проскользнула мимо. Через некоторое время послышался шум воды. Голицын открыл бутылку, вызволил соленого червячка из мешочка и положил на блюдечко. Плеснул текилы в стакан за неимением стопочек. Потом кусочек червячка растер на кисти руки у большого пальца и слизнул его - своеобразный терпкий вкус наполнил рот, потом его очень своевременно посетила текила. После ритуального омовения он нарвался в коридоре на сонного пенсионера в семейных трусах до колен и всклокоченной ватой седых волос над ушами. Дед не на шутку испугался и заверещал нечто бредово-невразумительное на русском матерном наречии. Муравейник зашевелился, просыпаясь, заплакал ребенок. Александр окаменел от ужаса, пока знакомая маленькая ладошка не схватила его за руку и не увлекла в секс-бомбыубежище. Наталья предусмотрительно стащила со скрипучей кровати матрас на пол и там постелила. Замерзший, в капельках воды, Александр нырнул под одеяло, от пережитой встречи с удручающей старостью у него пропала эрекция, но все постепенно восстановилось после того, как к нему прильнуло упругое тело подружки. Он хотел изречь нечто философическое, но Наталья засунула ему в рот свой язык, и Голицын благоразумно решил, что все, что бы он ни сказал, будет глупо и не нужно. К тому же он растерял все умные мысли. На фиг они вообще нужны в таком случае. Они были искушенными любовниками и испробовали много разных поз, пока нашли оптимальный вариант. Текила практически не смогла серьезно помешать таким спортивным лошадям. Вот только презервативов не нашлось в полумраке, даже полная луна пыталась помочь через окошко, но безрезультатно. Это, однако, не помешало достичь полного и неоднократного консенсуса, что окончательно вырубило обоих. Лучший секс, как известно, после сна, а лучший сон после секса. Так, в общем-то, и продолжалось практически до обеда. Они говорили всякую фигню. Он рассказывал смешные истории про фотографов, она смеялась до икоты. Конечно, где-то в подкорке торчал извечный вопрос русской интеллигенции: "Что делать?". Но на него, как всегда, не было ответа. Да, Голицын понимал, что в очередной раз влюбился. Но это ведь в очередной раз! И давать какие-то авансы, что-то лепетать, обещая, было противно. Да и Наталья, девица с квартирой на Арбате и достаточно хорошей работой в Масскве, скорее всего, рассматривала его как очередную жертву. "Тут еще непонятно, кто кого трахнул", - думал Голицын, но на самом деле он был просто не уверен в себе. В смысле, был не уверен, что предложить Наташе.

    - Вернусь из Ирака, позвоню, - сказал он, расплетая ее руки, а она неожиданно потекла слезами. Безмолвно, без икоты и причитаний. Просто из глаз ручьем лились слезы. Саша стал их слизывать губами и языком, потом взял бутылку текилы и, налив ее в пупок подруги, выпил и выдул воздух через губы, как через губную гармошку, в упругую мембрану ее плоского живота. Она засмеялась по-детски, как колокольчик, рассыпаясь звонкими нотами. "Детский сад", - подумал Голицын, успокаиваясь. Слезы прекратились, но глаза были красные.

    - Если захочешь, звони в любое время. Приходи. Я буду на это надеяться. В любом случае позвони, пожалуйста. Даже если решишь, что больше не захочешь со мной встречаться.

    Поймали такси и разъехались. Наталья помчалась сдавать картинки с тусовок, Александр поехал в офис сдаваться.

    - Замечательно выглядишь! - весело встретил его Майкл. - Что, вчера нажрался?

    (Продолжение следует.)

    Владимир ПИРОГОВ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/20506/