Как живой с живыми говоря

    К  Владимиру Владимировичу Маяковскому у меня сугубо личностное отношение. Дело в том, что он помог мне с первого захода поступить в университет. Произошло же это так. Поступал я на журфак в 1964 году. Для Советского Союза это был памятный год. Страна отмечала сороковую годовщину смерти вождя мировой революции. И здравый смысл подсказывал мне, что одной из тем вступительного сочинения непременно должен быть образ Ленина в поэзии Маяковского. А потому целенаправленно работал над ней.

    Интуиция меня не обманула. Из трех или четырех (уже не помню точно) предложенных тем на вступительном экзамене по сочинению одна была предугадана мной. Так что сочинение я написал более чем успешно. Сдать оставшиеся три устных экзамена было, что называется, делом техники.

    Вообще же знакомство мое с поэзией Маяковского произошло в раннем детстве. Еще в дошкольном возрасте одной из первых книжек, купленных мне родителями, была "Это книжечка моя про моря и про маяк". Фамилия автора запомнилась как-то сама собой. Книжечка про маяк и фамилия - Маяковский. С той поры даже и сегодня, когда что-то не клеится, я повторяю вслух для себя слова из этого стихотворения: "Капитану так обидно - даже берега не видно".

    А потом были книжки этого автора: "Что ни страница - то слон, то львица", "История Власа - лентяя и лоботряса", конечно же, азбука детского воспитания "Что такое хорошо и что такое плохо?" и более взрослое "Кем быть?".

    Позже уже по школьной программе мои сверстники "проходили" (а многое и заучивали наизусть) "Стихи о советском паспорте", "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским на даче", "Товарищу Нетте - пароходу и человеку", поэму "Хорошо" и ту же "Владимир Ильич Ленин".

    Лишь с годами я понял, что и в детстве, и в юности знал Маяковского очень поверхностно. В действительности он был не просто талантливый, а выдающийся, многогранный и разноплановый поэт. Иосиф Виссарионович ничуть не преувеличивал, сказав о нем, что это талантливейший, величественнейший поэт советской эпохи. Скажу больше. Он не просто великий русский поэт. Владимир Маяковский - глашатай одной из величайших эпох в истории человечества. Он неисчерпаем, как неисчерпаема жизнь. Он не умещается в хрестоматийные рамки учебников по литературе.

    Думаю, он догадывался о масштабности своего дарования и страдал и мучился от того, что не имел при жизни должного понимания и признания. Не случайно он обращался напрямую к Пушкину, говоря:

    Я люблю вас,

    Трудно назвать в истории мировой литературы поэта, который получал бы такие разноречивые оценки и вызывал бы столь яростные споры, какие порождало среди современников творчество Маяковского. Недруги отрицали его напрочь, огульно охаивая все, что он писал, утверждая, что он никогда не поднимется выше ранга мелкобуржуазного певца анархиствующей интеллигентской богемы, а потому будет забыт на следующий день после ухода из жизни. Его пытались даже изобразить уничтожителем всякой поэзии вообще. Однако сторонники видели в нем выразителя новой великой эпохи, восторженно приветствовали его стихи и поэмы.

    Ну а что сам Маяковский? Догадывался ли он о своем месте не только в рабочем строю, но и в только зарождающейся советской литературе? Если судить по его стихам, не просто догадывался, но и твердо осознавал. Как позже отмечала сестра поэта Людмила Владимировна Маяковская, его безграничная вера в правоту своего дела заставляла и других верить ему.

    О своем месте и своей роли в молодой Стране Советов точнее и лучше других говорил он сам. Ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный, агитатор, горлан-главарь, смирявший себя, становясь на горло собственной песне, Маяковский был убежден, что его стих "трудом громаду лет прорвет и явится весомо, грубо, зримо", что его стих и в коммунистическое далеко "дойдет через хребты веков и через головы поэтов и правительств".

    Перечитывая Маяковского, видишь, что этот агитатор, горлан-главарь, вылизывающий "чахотины плевки шершавым языком плаката", был одновременно и глубоким лириком, обнажавшим в своих нередко исповедальных стихах легкоранимую душу и огромное, как мир, сердце. Только трепетный лирик мог сыграть ноктюрн на флейте водосточных труб или увидеть "в небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и выпускать рискованно". И наконец, важное кредо поэта: "Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!"

    Дешевая распродажа

    Женщину ль опутываю

    что с них сжулить?

    Сколько лет пройдет, узнают пока -

    чем любой Пьерпонт Морган.

    Через столько-то, столько-то лет

    стану ль под пистолет -

    меня,

    как,

    будет курсистка жить на земле.

    Слушайте ж:

    человечье.

    Люди!

    найдешь его!

    Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/25231/