Торговцы в храме, или Принцип эпатажа

    19 июня в последний раз в этом сезоне поднялся занавес в Государственном национальном русском театре драмы им. Ч. Айтматова. Уже года два как о театре стали говорить, молодые зрители охотно идут на спектакли. Но легкой жизнь в этих стенах не назовешь. Об успехах и проблемах прошедшего театрального года мы беседуем с Борисом Воробьевым — директором театра.

    — Борис Дмитриевич, везде цыплят считают по осени. А у вас — в конце июня. С чем подошла Русская драма, как мы привыкли называть театр, к закрытию нынешнего сезона?

    — С “плановыми показателями”, говоря суконным языком плаката, театр справился полностью. То есть поставили не шесть, как намечали, а семь новых пьес. За сезон показали более трехсот спектаклей.

    — Недавно артисты многих театров собрались, чтобы заявить о своем бедственном положении. Вместо обещанного повышения они потеряли в зарплате. Ваши актеры тоже заявили ультиматум?

    — Это был протест народных артистов, которые должны были получать удвоенную зарплату в пределах 25 тысяч сомов. Однако Минфин и правительство усмотрели в этом неверный подход. Увеличение зарплаты было рассчитано на повышение содержания молодых низкооплачиваемых сотрудников театров. Посему народным надбавки срезали. В результате уровень их зарплат понизился на 10 процентов по сравнению с прежним. Актеры нашего театра не протестовали, потому что они работают по контрактам, в которых четко прописан размер зарплаты, которую гарантирует администрация театра. Таким образом у всех произошло уменьшение, а наши народные артисты не потеряли в зарплате ни тыйына.

    — В последнее время, несмотря на проблемы, о театре заговорили, люди к вам идут. Это пока нельзя назвать ренессансом, как во времена Владислава Пази, но прогресс налицо. Чем привлекаете зрителя?

    — На мой взгляд, это заслуга молодых актеров, чья игра интересна их сверстникам. Ансамбль, состоящий из ведущих мастеров сцены и начинающих талантов дает такой эффект, что аншлаги у нас в театре не искусственные.

    — Я отсмотрела почти весь репертуар. Есть очень приличные постановки, есть средние, есть провальные. Будете избавляться от “несмотрибельных” балластных спектаклей или продолжите жалеть артистов, которые в них выходят на сцену?

    — Безусловно, будем жалеть. Потому что театру присуще человечное отношение к своим ветеранам. Им хочется играть, блистать на сцене, и мы не можем лишить их такой возможности.

    — Почему бы в таком случае не поставить для них свежие интересные пьесы?

    — Всякая новая пьеса начинается со сметы, то есть, простите, с денег. И мне как продюсеру новых спектаклей приходится считаться с рентабельностью всех премьер. Старые постановки, даже если они убыточны, уже не требуют вложений, а новые не гарантируют окупаемости. Ряд спектаклей в новом сезоне мы переведем на Малую сцену, изменив их формат до стандарта гастрольных. Это позволит сохранить в репертуаре такие постановки, как “Дядя Ваня”, “Салам, Париж!”, “Калифорнийская сюита”. Терять их жалко, а массовый зритель уже не идет.

    — Христос изгнал торговцев из храма. Вы — не Христос, и всячески завлекаете торговцев в храм искусства. И вот с торца в витрине красуется салон обуви, другие помещения тоже сданы в аренду. Старая бишкекская интеллигенция в шоке, молодежь считает, что это в порядке вещей. А вы — известный продюсер, театральный меценат и разворотливый бизнесмен — что можете сказать по этому поводу, кроме того, что театру нужно выживать?

    — Во-первых, я теперь не меценат и не спонсор, а продюсер. То есть привлекаю со стороны инвестиции для новых спектаклей, а потом “продаю” их зрителю. Уже три года государство не дает на новые постановки ни копейки. А за четыре года своей работы в качестве директора я поставил как продюсер 35 спектаклей. Мы живем на мусульманском востоке, и здесь торговцев в храм допускают, изгоняют лишь менял и ростовщиков. Главная мечеть Турции в Анкаре состоит из самого храма и базара в цокольной части. Нет там только пунктов по обмену валют. Сам пророк Мухаммед был торговцем.

    — Как вообще получилось, что историк по образованию, в прошлом депутат, водочный король, воротила автомобильного бизнеса, сиделец в акаевские времена так прикипел душой к театру?

    — Все началось в 1977 году, когда я стал художником-оформителем Дома культуры колхоза “Рассвет”. Так сказать, приобщился к сцене. Выступал в агитбригаде, ездили с постановками по республике. Пел, плясал, читал стихи. В студенческой самодеятельности тоже с душой участвовал, писал стихи и даже поэмы. Диплом на историческом факультете КГУ защитил на отлично по теме “История древнерусского театра. Скоморохи”. А в 1993 году я уже официально стал спонсором и меценатом нашего театра. 11 спектаклей на мои деньги поставил Владислав Пази, трижды я финансировал гастрольные поездки. Кроме того, полностью заменил систему отопления и установил новую силовую электропроводку. Поверьте, это удовольствие не из дешевых. Только батарей привез из Караганды два железнодорожных вагона. Купил по бартеру — за водку. Кстати, о водочном короле. Спиртного я выпустил не так уж много, зато черный пиар себе устроил по полной программе.

    — Да уж, по части устройства черного пиара для себя любимого равных Воробьеву, наверное, нет. Вам свойственно такое хулиганское отношение к общественному мнению. Вы, по-моему, в жизни тоже играете. Особенно удачно — роль Мальчиша-Плохиша, что несколько странно для состоявшегося человека, прямо скажем, не первой молодости. Зачем вам эпатаж и эскапады?

    — Не терплю ханжества и лицемерия в общественном мнении. Часто специально провоцирую тех, кто умильно заглядывает в глаза и поет дифирамбы. Понимаю с полуслова смысл представления: получить от нашего общения наибольшую выгоду. Я и думаю — а что ты запоешь, если я тебе денег не дам? Маска сразу же спадает, из человека лезет его истинная сущность. Он начинает скандалить и поносить меня, забыв, как только что восхвалял. А если тут послать его на три, он весь наизнанку вывернется и забросает меня жидкой органикой. Кроме того, во времена коммерческих войн 90-х годов пришлось вживаться в образ расхристанного хулигана. Когда ты не прячешься от рэкетиров за спинами охранников, а прешь буром, к тебе и отношение соответствующее. Лучшая форма обороны — нападение, как известно. Те времена канули в Лету, но и сейчас приходится посылать зарвавшихся налоговиков и прокуроров.

    — Экскурс в потемки вашей души — дело занимательное, но вернемся к театру. Как работает возглавляемая вашим заместителем, директором-распорядителем театра Сергеем Бардаковым школа-студия театрального искусства? В спектаклях вы активно задействуете будущих артистов. Трудовой кодекс это позволяет?

    — Силами студентов первого набора поставили спектакль “Кошкин дом” — эксперимент был настолько удачным, что спектакль вошел в репертуар театра. Следом мы ввели традицию: каждый сезон ставить спектакль исключительно на студийцев. Они задействованы в двух сказках за сезон: в новогодней и в честь Дня защиты детей. Трудовой кодекс мы не нарушаем — ребята работают с согласия родителей не больше 6 часов в день. К тому же они у нас не тяжеленные тачки таскают, как их ровесники на базарах, а занимаются делом для души.

    — Как происходит обновление режиссерского состава? Кого, кроме Овлякули Ходжакули, вы пригласили для постановки спектаклей?

    — Сейчас потребность в приезжих режиссерах уже не актуальна. На начало моей работы постановкой занимались два человека, не имевших режиссерского диплома. К сожалению, ныне покойный Владислав Пази, уезжая в Петербург, оставил здесь восторженных зрителей, влюбленную в себя труппу и ни одного профессионального режиссера. И я вынужден был приглашать варягов. А в последние два года у нас сформировалась режиссерская бригада-триумвират: Валерий Крайнов, Марат Амираев и Нелли Плешакова. Все с режиссерскими дипломами — и местных вузов, и ГИТИСа. Я как продюсер возлагаю на них большие надежды и планирую в 77-м театральном сезоне каждому из них дать возможность для самореализации.

    — Мне нравится, что труппа сейчас интернациональная — молодые артисты разных национальностей с российским театральным образованием вносят яркие краски в колорит Русской драмы. Что, кстати, способствует и растущей популярности театра среди молодежи. Это ваша идея?

    — Я приложил к этому достаточно усилий. Любой европейский театр не является мононациональным, в большей степени труппы состоят из иностранцев всех мастей. И в нашем театре мононациональный подход я посчитал тупиковым.

    — Хочется, чтобы на сцене было больше пьес талантливых авторов. Ведь есть в театре прекрасные артисты, способные сыграть и драму, и высокую трагедию, и прелестный водевиль. Нужно, чтобы им было ЧТО играть. Вы финансовый бог театра, и вряд ли даете советы художественного свойства. Зав. литчастью, как я понимаю, отбирает материал. А кто принимает решения ставить или не ставить пьесу? Чей вкус доминирует?

    — В нынешней ситуации зав. литчастью может лишь помочь в проработке выбранного (часто мною лично, это право продюсера) сценического материала. Но художественный совет театра всегда регулирует и утверждает эти предложения. Я не довлею. Но несу полную ответственность — и моральную, и материальную — в случае неудачи проекта. Когда мы обсуждали “Свадьбу не в Малиновке”, сами артисты внесли массу предложений, добавляли реплики, очень при этом веселились. Но снобы от искусства, ожидавшие повторения на сцене популярной кинокомедии, были возмущены: “Что это такое! Это ни на что не похоже!”. А зритель идет на спектакль, хохочет до упаду. Сами артисты, понаслушавшись критики, начинают сомневаться: может быть, надо снять “Свадьбу…”? Я же считаю, что еще рано. Критерий один: интерес зрителя.

    — Вы фонтанируете идеями. Чем театр порадует зрителей в новом сезоне?

    — Начнем сезон 31 августа премьерой “Ромео и Джульетта-2” по пьесе Григория Горина, который развил мысль Вильяма нашего Шекспира. К работе уже приступил режиссер Марат Амираев. В ноябре намерены выпустить спектакль “Женитьба Бальзаминова”, режиссер Нелли Плешакова. К Новому году появится на сцене большая классическая сказка “Снегурочка” в постановке М. Амираева. К Дню всех влюбленных 14 февраля намереваемся поставить “Отелло”. Режиссер пока под вопросом. Может быть, это будет Нурлан Асанбеков (директор ТЮЗа, поставивший у нас спектакли “Самодуры” и “Красное яблоко”). Или пригласим хорошо известных варягов. А в апреле грядет очередная пьеса Рэя Куни в постановке Валерия Крайнова, который поставил “Папу в Интернете” и “Вождя краснокожих”. Завершим будущий сезон традиционно — очередной сказкой в исполнении наших студийцев.

    — И, наконец, что такого крамольного вы сказали на недавней встрече с Михаилом Швыдким, что ваше выступление подверглось полному иссечению?

    — Наверное, я наговорил много чего неудобного, в этом причина. В окончательном варианте программа оказалась благостно-ностальгической, а я вывалился из контекста.

    Фото Владимира ВОРОНИНА.

    Рина ПРИЖИВОЙТ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/35477/