Дубровский

    Владимир Андреевич, к своему глубокому сожалению, проснулся, это было очень некстати, так как произошло в самый кульминационный момент, когда он вот-вот должен был довести до адюльтера сочную спелую блондинку, образ которой срисовал в подкорку вчера в штучном отделе местного мини-гипермаркета. Но порядки в доме престарелых были строги и нужно было шлепать умываться. Не помешало бы и душ принять, поскольку некоторые части тела стали подванивать, да где ж тут помоешься, если горячую воду в городе вырубили, а водогрейку обещанную меценаты так и не поставили. Дубровский был в расстроенных чувствах по поводу незавершенного логическим образом эротического сна. Сколько раз он говорил себе: "Если не можешь иметь то, что хочешь, научись хотеть то, что имеешь", но всякий раз терял самообладание и забывал про установки.

    В свои семьдесят пять лет отставной полковник военно-воздушных сил был еще парнем хоть куда даже после одной маленькой таблеточки виагры. Его седой бодренький хаер, зачесанный назад бобриком, воинственно топорщился, как гребешок у бойцовского петушка. Он пытался, как и прежде, не пропускать ни одной юбки, но все больше уставал и только виновато-недоуменно смотрел вслед своим любимым "блондинкам с белыми волосами", не чувствуя адекватной реакции организма. Росту Андреич был высокого, под метр восемьдесят пять, при этом ни грамма не сутулился - военная выправка не позволяла. Только когда затоскует по штурвалу, бывало, сощурится, будто с приборов показания снимает, кулаки сожмет, губу закусит и по комнате кружится, согнувшись в обтекаемую позу, а из глаз слезы так и льются, как из пробитого вражеским огнем маслопровода. В молодости Дубровский был записным ловеласом и менял женщин, как и гарнизоны, где служил, раз в пять лет. Дети у него, возможно, были, но ни он, ни мы об этом не знаем. У него была однокомнатная хатенка - хрущевка где-то в одном из микрорайонов города, но его развели умные люди, как последнего лоха. Он стал жертвой очень распространенного в наше время бизнеса по отъему квартир у стариков и алкашей.

    На заманчивые обещания решить все материальные проблемы и пожизненную ренту с медицинским уходом покупаются многие. Фактически квартира уходит даром при ее рыночной стоимости 30-35 тысяч долларов. Потенциальных жертв поставляют бандитам те, кто по служебным обязанностям должны помогать старикам, - нечистые на руку работники социальных служб, участковые милиционеры и просто доброхоты-соседи, решившие нагреть руки. Когда потенциальная жертва попадает в лапы негодяев, ее убалтывают, обещают "розовые горы", сочувствуют и поддакивают, показывая всякие бумажки с печатями, не имеющие к делу ровно никакого отношения, но выглядящие жутко убедительно. Итог? Бабулька или дедулька готовы подписать договор о продаже квартиры при условии пожизненной ренты практически не глядя. Жертва есть, теперь ищется покупатель, готовый заплатить за однокомнатную квартиру 10-12 тысяч долларов вместо стандартных 40. При этом ему объясняют, что квартиру он покупает "с отложенным заселением". Дополнительные расходы на пенсионера? 600 сомов в месяц!

    Продолжительность жизни старика после оказания смертельной "помощи" в 600 сомов - максимум полгода, а по подсчетам специалистов центра социальных программ, которые много лет занимаются этой проблемой, на каждого старика нужно в месяц не менее трех-шести тысяч сомов, это при обязательном выполнении главного для них условия - своевременной и действенной медицинской помощи. По данным социальных фирм, которые занимаются этой проблемой, старики исчезают сотнями.

    Когда Дубровский понял, что может пополнить печальную статистику, то сгреб свою задницу в горсть и сделал ноги. Некоторое время бомжевал, но вскоре его вычислили какие-то добрые энпэошники и определили в дом престарелых. Спервоначалу он пребывал в горестно-обманутом состоянии, метался из угла в угол и молчал как рыба об лед, но вскорости адаптировался и решил жить недалеким будущим, как кочевники. Будет день - будет пища, а не будет - перекочуем в другое место.

    Владимир Андреевич перекинул через плечо любимое махровое полотенце, которое было уютным, как воспоминания о прошлой сытой жизни военного летчика, понюхал импортное мыло и пошел умываться. В коридоре удручающе фонило мочой из стариковских матрацев. Этот всепроницающий запах пробивал насквозь стены и двери и поселялся навсегда в каждом квадратном сантиметре дешевой траурно-синей краски, которой были выкрашены стены коридоров. Ориентируясь по волдырям вспученной краски, вдоль стенки передвигалась бывшая учительница, а ныне почти овощ. Она пожирала пространство со скоростью десять сантиметров в минуту и уже почти забыла, куда направлялась изначально.

    "Куда бежим, Степанида Христофоровна? Небось, туалет наводить. Умываться ну и там всякое другое?" - Дубровский решил помочь училке и взял ее за руку. Под тканью халата он ощутил только тоненькую косточку и не более того. Больше почти ничего не было. Скелетик бродячий. Андреич испугался, как мальчишка, узнавший нечто запретное, но преодолел себя и продолжил гуманитарную миссию.

    "Што ты, милок, я не грязная, три дня назад в душ водили, хорошо помыли. На завтрик поспешаю, отведи меня туды - у столовую". Повел. Посадил за стол. Глядь, а Маша уже манку мечет. Подмигнула игриво. Маша - это зазноба Владимира Андреевича. Он ее надыбал случайно. Гуляя в саду престарелого дома. Маша была в синеньком сарафанчике в горошек и теннисных беленьких туфельках, надетых на беленькие до невозможности носочки. И еще от нее забористо пахло "Красной Москвой". Этот запах пробивал до самого мозжечка, проецируя в подсознание неясные образы из детства, когда мама еще была молодая и ходила в платочке, повязанном домиком. Как тут устоять? А Маша и не сопротивлялась. У нее тоже был коммуникабельный голод. Они брали друг друга за руки, и их от этого стукало электрическим током, и они дрожали, как восемнадцатилетние. Владимир Андреич помнил много стихов и декламировал их художественно, предварительно повторив про себя, чтобы не запинаться. Еще он любил писать ей письма. Когда говоришь, вечно путаешься, а в эпистолярном жанре гораздо больше возможности для красноречия. И стесняешься меньше. Для романтизма они отыскали в саду старое дерево и, как положено Машеньке и Дубровскому из школьных сочинений, "сношались через дупло". Он ей писал записки, она ему. Маша больше читать любила. В школе у нее тройки были по сочинению. Мужик ее давно уже помер от запоя. Он был классным токарем и мог выточить любую железку. Но кому это нужно? Заводы распродали на металлолом, а трудовой пипл рассосался вместе с инженерами и учителями по рынкам города. Потеряв опору в жизни, Машин муж запил, и в нем стержень сломался. Валялся на диване и пил. Потом собирал бутылки стеклянные и пластиковые и опять пил. Так и сгорел от водки.

    Маша была не приучена к такой обходительности и сильно удивлялась, как много всяких интеллигентских слов знает бывший офицер авиации. Она млела и складывала ему голову на плечо, всякий раз требуя продолжения, и вдохновленный Дубровский неустанно демонстрировал чудеса красноречия.

    Пенсии для любви катастрофически не хватало. Большую часть приходилось отдавать в дом престарелых за питание и коммунальные услуги, а на остаток даже мороженого не купишь несколько раз. Призадумался Дубровский. Внутри его организма, требующего красивых отношений, от неудовлетворенности назревала критическая масса.

    Дело шло к новому году, и хотелось ознаменовать его переселением Маши в свою комнату. Руководство обещало помочь узаконить отношения романтической пары, но хотелось обставиться всякими удобствами в виде бытовой электроники вплоть до телевизора. Вариантов не предвиделось. Грустно.

    Гулял как-то в ночное время Владимир Андреевич вместе со своей бессонницей. Только лег в койку, закрыл глаза и начал мысленный диалог с Марией, как подъехали опять эти уроды на шестисотом "мерине" и врубили свои басовитые децибелы. Современные нувориши. Видимо, одни из тех, кто пропил в прошлом году на тоях два миллиарда, по свидетельству авторитетного источника. Взял камень во дворе, пошел смотреть. Думал залепить в лобовик и смыться. Стоят, двери раскрыли, хари довольные - новые хозяева жизни. Воровской и беспредельной. Кидаться передумал. Непродуктивно. Догонят - кости переломают. Но появилась интересная авантюрная мыслишка. Выспавшись, пошел на помойку и подобрал замеченный еще ранее игрушечный пистолет. Он был настолько правдоподобен, что даже военное нутро полковника не имело претензий к изготовителю. В комнате, когда сосед потащился смотреть телек в вестибюле, закрылся изнутри и ножницами прорезал в черной лыжной шапочке два отверстия для глаз. Получилось вполне по-бандитски.

    "Руки на капот, уроды, дернетесь - башку отстрелю!" - заорал он и обитатели шестисотого "мерина" напрудили в штанишки, увидев ствол устрашающих размеров. Как будто всю жизнь только этим и занимался, Дубровский профессионально извлек бумажники у теряющих сознание и борзость героев.

    "Сейчас садитесь в свое вонючее корыто и валите отсюда по-быстрому, не то стреляю в бензобак и кирдык вам, козлы!" - надо было видеть, как быстро исполнили они команду. Шестисотый заревел всеми двенадцатью цилиндрами, сжигая за раз ведро бензина, и тачка, подскакивая на ухабах, скрылась из виду. Дедок выгреб из лопатников зеленые американские рубли и другую валюту, а лопатники с остальным содержимым выбросил. "С волками жить - по-волчьи выть", - прошептал Дубровский и впервые спокойно заснул. Пистолет он выбросил обратно на помойку, шапочку тоже. Доллары, которых набралось несколько тысяч, надежно прибрал. Лежал и считал, сколько потратит на свадьбу. Все вытанцовывалось, еще и на виагру должно остаться.

    Владимир ПИРОГОВ.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/23230/