Баба Катя идет в политику

    Когда-то давно баба Катя была свекловичницей. С той поры у нее осталась масса застарелых болезней, а также воспоминания о том, что с властью лучше не спорить. Звеньевая, бригадир, а тем паче председатель колхоза - это были люди, с которыми нужно было ладить. Ладить получалось не всегда, но у них, колхозниц, было такое преимущество, как огромные открытые поля, которым можно было говорить все и не ждать немедленного наказания. Поля слышали все версии про начальство, какие только существовали. Иной раз поругивали и советскую власть, получалось очень ярко и эмоционально, если учесть, к примеру, тот факт, что баба Катя и ее товарки были по происхождению украинками. Гремучая смесь украинской мовы и русской речи сотрясала устои государства со страшной силой. Но только до той поры, пока в обозрении не появлялся кто-то из начальства.

    Тогда все менялось. Баба Катя (еще молодая и задорная женщина) умильно складывала губы в особую гримасу и повторяла: а як же, как скажете, так и будем робить, а як же? Начальству нравился ее покладистый характер. И хотя бригадир однажды услышал в спину ее ехидную реплику в свой адрес, он не поверил самому себе. Потому что, оглянувшись, увидел чистые, ясные глаза Екатерины, в которых было написано: начальство - это святое, и никому не позволено возражать ему.

    Теперь баба Катя живет в многоэтажном доме, дети снабдили ее новенькими телевизором, холодильником, пылесосом, обогревателем, страшно сказать - новомодной стиральной машиной, показали, как включать одеяло с подогревом, и уехали. На заработки. Потому что и бабу кормить нужно, и своих детей, и самих себя. Труднее всего баба Катя привыкала к баку, в котором нагревалась вода. И без него никак - полгода в доме нет горячей воды, и с ним страшно - висит над ванной и неизвестно, упадет или не упадет. Все бывшие ее товарки, кто остался в живых, побывали у бабы Кати, попели грустные песни, водочки выпили и порадовались за нее - хорошая старость.

    Бабе Кате поэтому и в голову не приходило критиковать не то чтобы, скажем, ЖЭК, а даже и домкома. Все хорошо! И обещанный коммунизм в ее отдельно взятой квартире все-таки есть.

    Но тут в стране начался энергетический кризис. Сначала баба Катя сидела без благ цивилизации пять дневных часов. Сидела на скамейке, если была хорошая погода, и в грустной квартире, закутавшись в кацавейку, если погода была плохой. К ночи появлялся свет. Можно было вскипятить чай, сварить суп, посмотреть телевизор, и баба Катя отходила душой. Все равно все хорошо! Но, видимо, кризис случился такой силы, что свет, едва появившись, стал исчезать снова. Баба Катя ускорилась по использованию благ цивилизации: начинала одновременно стирать, готовить, смотреть телевизор, пылесосить, а поскольку этим же самым начинали заниматься и ее соседи - тоже в ускоренном темпе, - то было просто ощутимо, что энергетические сети не выдерживают таких резких запросов. Баба Катя стала уставать от такого ритма жизни: то бегаешь, как собака, высунув язык от усталости, то сиднем сидишь и мерзнешь. После того как ее просветили насчет того, что так жить придется еще как минимум год, баба Катя подумала: почему все так происходит? А поскольку она все время сидит на скамейке и поскольку каждый проходящий мимо сливает ей свою информацию, то постепенно баба Катя стала настоящим кладезем отрицательных эмоций, накопленных местными обывателями. Выяснилось, что обыватель не доволен ничем. Цены на продукты ужасающие и еще продолжают расти, цены на коммунальные услуги имеют ту же тенденцию, пенсия, смешно сказать, вырастет аж на... 12 сомов, а тут еще лекарства дорогие, врачи равнодушные.

    Выбросив (!) пропавшую колбасу, слив прокисший борщ в унитаз, утомившись наблюдать постоянное превращение молока в кефир, баба Катя однажды громко закричала: это что же такое деется?! И даже, явно от старости и от бессилия, стала ругать... власть. А что мне, кричала она, все эти начальники или я им что должна?! Ничего и никому я не должна. А тут свояченица из Бишкека в гости приехала, тоже в этажном доме живет, в центре, и удивляется: а у нас свет николи не выключают. Баба Катя в обиду: значит, если мы не в столице живем, то с нами так-то можно?! От этой мысли она поднялась совсем уж до крамольной: а у начальства как, тоже, небось, не выключают?! Она представила, как в доме некоего начальника работает телевизор, поет свои песенки чайник, на плите варится суп, стиралка урчит, и ей стало завидно. И вспомнила она свою горькую жизнь. День-деньской на выжженных солнцем полях, а то и по колено в грязи, детей и не видела толком, а в свободные часы не знаешь дома за что взяться, и то нужно сделать, и это. А жена председателя колхоза ходила в шифоне, под зонтиком, сладко ела и пила. И теперь что переменилось? Ничего!

    Если вся страна сидит без света, то пусть и начальники будут вместе с ней, пусть прочувствуют, что это такое по жизни, а не так, теоретически. Легко им говорить: нет выхода, нужно экономить. Экономьте вместе с нами, может, тогда и выход найдется? Почему кто-то все время должен затягивать пояса, а кто-то даже не знает, как это делается? Сейчас еще прохладно, а что летом нас ждет? Всеобщие кишечные отравления? Массовая порча продуктов? Выход из строя бытовых приборов? Погреба под многоэтажками рыть? Керосинками обзаводиться, примусами? А керосин где? Баба Катя ностальгически вспомнила верблюда, который в дни ее молодости развозил по улицам бочку с керосином. Очередь они загодя занимали: это было главное поручение для детей. Очередь длинная, извилистая. Все с баками, бачками, канистрами. Медленно, грустно подходил верблюд, все его окружали, смотрели, как льется пенная струя керосина из бочки, вдыхали его сладостный аромат, потому что это была жизнь для примусов и керогазов. Подходили взрослые, скособочившись, несли свою ношу домой, дети, довольные своей миссией (ждали верблюда часами!), бежали следом. Когда появилось стабильное электричество, когда его стало много, а главное, когда оно стало постоянным, к этому привыкли как-то сразу и навсегда. А теперь нужно отвыкать?

    Куда свет подевался? Этот вопрос она задает сегодня всем. Каждый поясняет ей как умеет. Вода кончилась, из которой свет делали. Почему кончилась? Разве нельзя было об этом заранее подумать? И так далее и тому подобное. А недавно баба Катя додумалась до такого, что весь двор ее стал уважать. Говорит: раз нам свет дают частично, то пусть и плату берут частично. И слово, недавно услышанное, очень к месту вставила - услуги-то недобросовестные. И вот ведь странная такая, то глупости всякие говорит, а то мудро так рассуждает, что все ее внимательно слушают. А уж власть костерит! Вспомнила, что называется, молодость. Такие выражения подбирает, что мороз по коже пробегает. Куда там оппозиции с ее интеллигентными рассуждениями.

    Но страх перед властью, застарелый, выстоянный на горьком и многолетнем опыте, никуда все-таки не делся. И поэтому баба Катя готовит для себя запасной вариант: пора переезжать отсюда куда подальше. Уже написала детям. И по телефону трижды повторила: забирайте. Политика - это, конечно, интересно, но дожить свою жизнь все-таки хочется по-человечески...

    Соседи опять завидуют бабе Кате: некоторым уезжать не к кому, а самим - не на что. Остается заниматься "политикой"? В смысле сидеть и перемывать косточки власти. А ей от этого ни холодно ни жарко. Народ темный, глобальных проблем не понимает.

    Людмила Жолмухамедова.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/22632/