ФотоГРАФ

    (Продолжение. Начало в номерах за пятницу с №76 за 2007 г. и в №1, 11 за 2008 г.)

    Сержант, неотступно следовавший за Шухратом и Голицыным, похлопал их по очереди по спине и жестом показал, чтобы они присели у глиняного дувала. Было темно и противно от предчувствия опасности. В животе разливалась свинцовая тяжесть. Хорошо, что снимальщики не были склонны к медвежьей болезни. Лампу на видеокамере включать было нельзя, если, конечно, нет желания стать мишенью. Военные ворвались во двор ближайшего дома, пинком открыв калитку. Через минуту затаившуюся ночную тишину грубо разорвали сухие щелчки американских винтовок M16 и отрывистый лай международного оружия - уважаемого и террористами, и правильными военными автомата Калашникова. Еще через минуту военные выскочили обратно, и все, включая журналистов, отступили к бронетехнике.

    Свистели пули. Было такое ощущение, что они пролетают у самого уха, и от этого хотелось присесть или героически упасть мордой в пыль захолустной багдадской улочки, но Александр хорошо помнил уроки спецподготовительного курса в Лондоне. Он бежал, стараясь держать туловище прямо, потому что пули лучше всего пробивают бронежилеты под углом. Чтобы отвлечься от военных проблем, Голицын концентрировался на фотоаппаратуре. Он в сотый раз задавал себе один и тот же вопрос: а правильные ли экспозиционные параметры он выставил? В его руках была только одна камера с широкоугольным объективом. В таких потемках что-то зацепить телевиком просто немыслимо. Софи с опекуншей прятались в десантном отсеке броневичка и носу не высовывали наружу. Это сильно успокаивало Сашу. Одной головной болью меньше. Он забежал за бронетранспортер и присел на корточки. Сильная рука в перчатке спецназовца цвета зеленой маслины за шиворот потянула его еще дальше. Саша прислонился к теплой резине здоровенного колеса и стал всматриваться в темноту. Послышался топот, и из объятий ночи выпрыгнули шестеро рембообразных молодцев, которые разбрасывали инфракрасные метки по проблемным домам, откуда велась автоматическая стрельба, для того, чтобы "вертушки" могли обработать их с воздуха.

    Вертолеты появились почти бесшумно - просто от выстрелов под ухом Голицын почти оглох. Он спервоначалу увидел мерцающие габаритные огни летательных аппаратов, а потом легкий стрекот и волна воздуха с клубящейся пылью упруго наехали на него. Ноздри наполнились инородным содержанием, провоцирующим чихательные упражнения, зачесались веки, но больше всего беспокоила камера, которая покрылась слоем пыли, несмотря на то, что он засунул ее под мышку. Александр достал из кармана брюк заранее приготовленную замшевую салфетку и протер защитный фильтр на объективе.

    Зависшие "вертушки" утюжили вражину из крупнокалиберных пулеметов, постреливали также реактивными снарядами. Было очень шумно от этой пальбы и светло почти как днем от огня, вырывающегося из стволов, и от взрывов. Голицын двигался на коленях. Хорошо, что надел пластиковые наколенники с упругими резиновыми фиксаторами - они предохраняли от травм. Он отодвинулся назад и взял общий план. Получилась очень впечатляющая картинка: солдаты, прячущиеся за броней. Вспышку Голицын не включал, снимал на самой высокой чувствительности. Зато на него никто не обращал внимания. Посмотрел на мониторе: уже есть хороший кадр! Не стыдно послать в контору. Шухрат, глядя на него, тоже осмелел. Включил лампочку и давай наяривать! Военные поморщились, но не пресекли. Воспользовавшись новыми возможностями в виде галогенки с видеокамеры, Голицын подснял еще несколько картинок.

    Пыль перемешалась с дымом. Дышать было совершенно нечем. Глаза слезились от этой жуткой смеси. Обработка с воздуха закончилась, подразделения перегруппировались, и поступила команда "Вперед!". Опять все побежали. Инстинкт стадного животного двигал ногами. Александр не понимал, почему и куда он ломится, как раненый лось сквозь таежный бурелом. Все происходило в режиме автопилота. Вот он вбегает за американцами во двор. Остановка. Съемка. Передовые врываются в дом. Нужно поспевать следом за ними, иначе есть риск выпасть из контекста истории. Задницу надежно прикрывает все тот же сержант. Он светит фонарем, и луч света, раздвигая клубящийся дым и темноту, обнажает жестокую военную мизансцену: на глиняном полу вповалку лежат женщины и дети, в угол забился древний седой старик в арафатке и беспрестанно шепчет молитвы. Плачут маленькие дети. Просто ужас какой-то. Отснял все вдоль и поперек. И с солдатами в кадре, и отдельно перекошенные ужасом лица иракцев. "Где хозяин? Где его сыновья?" - спрашивают разведчики. Разумеется, никто не знает. Начался тотальный шмон. Во дворе в вырытом схроне нашли несколько РПГ и цинковые ящики с патронами. Вызванные по рации солдаты потащили все это добро в грузовые "Хаммеры". Через калитку, соединяющую дворы, просочились в соседнее домовладение. Во дворе на коленях стояли четверо взрослых мужиков и парни лет по 16-17. Руки связаны за спиной. Документов нет. Все молчат как рыба об лед. Но картинка от этого хуже не становится. Четырехгигабайтная флешка почти полностью забита сплошным изюмом. Очень сочные кадры! Шухрат, весь белесый от пыли, сильно смахивает на мельника в муке. Его губы плотно сжаты и свидетельствуют о крайней степени сосредоточенности, но в глазах веселятся очень живые искорки - значит, братан чертовски доволен.

    Операция продолжается. Задержанных увезут для установления личности. Их уже вывели из зоны действий спецназа и погрузили в транспорт. История продолжается. Выбежали женщины в белых балахонах. В сумерках они похожи на странных сюрреалистических птиц из параллельного мира. Они клекочут по индюшачьи: клю-клю-клю, и ничего не возможно разобрать, все перепуталось. От реактивного снаряда загорелась крыша дома и горит весьма интенсивно. Нужно вызывать пожарных. Из задымленного проема неожиданно выскочил подросток с автоматом и начал пальбу. Его лицо было перекошено страхом и ненавистью. Он непрерывно причитал: "Аллах акбар! Аллах акбар!". Из его глаз текли слезы, и все лицо было мокрым. Мальчишка не мог удержать стрекочущий, как швейная машинка, "калаш" и поливал из него, как из брандспойта. Пуля калибром 7,62 угодила молоденькому американскому солдатику аккурат между подбородком и верхней кромкой бронежилета. Она разорвала кадык, щитовидную железу и вышибла шейный позвонок. Раздался клекот, и кровавая пена фонтаном брызнула из горла. Шансов у парня не было. Когда его тело упало на землю, его душа уже вылетела и с ужасом смотрела на происходящее сверху. Через долю секунды замешательство у спецуры сменилось остервенением. Лязгая, затвор пулемета кидался стреляными гильзами. Переломленное пополам тело пацана отбросило пулями метров на пять. Он улетел к самому глиняному забору и, ударившись об него, мешком осел на землю, из развороченного живота выпали кишки и перемешались с пылью.

    "У нас "двухсотый", срочно санитаров с носилками, пусть вынесут тело. Один "двухсотый" у духов. Его прибрать на опознание. Мы двигаемся дальше". Не успели войти в смежный двор, как духи лупанули из гранатомета. Снаряд попал чуть левее входного проема и взорвался, выбив из стены куски глины. Огромный ком ударил Александра в грудь и отбросил к середине двора. Оглушенный Голицын лежал среди желтых обломков и тупо смотрел на звезды. Башка ничего не соображала, грудь болела, дышать было трудно. Американцы огрызались на массированный пулеметный огонь из винтовок и пулемета. Полетели гранаты, взметнув в воздух языки пламени, посыпались обломки стекла и глины. Рядом с Сашей упала кисть оторванной у кого-то руки. Стрельба стихла. Голицына подняли и повели на выход. Сказали: "Мистер, с вас, кажется, хватит". Но Голицын обнаружил, что камеру сорвало ударной волной, и попросил помочь ее найти. В результате упорных поисков с помощью металлоискателя ее, бедненькую, выгребли из-под груды кусков глины. Саша схватил и прижал родную железяку к груди, как любимую женщину. Камера практически не пострадала, только была жутко грязная. У Голицына было истерическое состояние. Его колотил озноб, и он нервно хихикал. Подоспевший санитар сунул под нос ватку с нашатырем и сказал, что это серьезная контузия. Сделал укольчик в руку и потащил на выход.

    Вот и броня. Софи чуть в обморок не упала, увидев Александра. Из носа у него шла кровь и запекалась, перемешавшись с желтой грязью. От удара вся нижняя челюсть была сплошным синяком и очень болела, но перелома вроде не было. Француженка ощупывала Голицына, плакала и причитала: "О, мой Бог! О, мой Бог! Как же ты допустил это?".

    (Продолжение следует.)

    Владимир Пирогов.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/21892/