Доктурбек Бийсеев: Всегда тягаться с сильным

    “Идет!” Доктурбек и трое его одноклассников не чуя ног летят к Михаилу Барышникову. Сегодня в Кировском театре “Дон Кихот”. Кумир, понятно, танцует Базиля.
    А они — “квартет” 11–летних питомцев Ленинградского хореографического училища — танец уличных мальчишек. Окружили звезду. И как всегда засыпали вопросами: “А за счет каких мышц вы делаете пируэты? А есть ли у вас секреты творчества? А…”. Скоро выход Базиля. Но он не отмахивается от ребятни.
    — Теряя время, нам все рассказывал, — вспоминает известный танцовщик Доктурбек Бийсеев. Пять месяцев назад он стал главным балетмейстером Кыргызской оперы.
    Те вопросы — как, за счет чего? — волновали его всю жизнь.
    — Еще в детстве я обратил внимание: Барышников постоянно выполняет и какие–то свои движения, таких другие не делают. Потом, посещая классы Большого театра, заметил: у каждого свой разогрев. Максимова растяжки делала по–своему. Тогда занимался Васильев, еще не уехал Годунов, Владимиров блистал, Акимов, Михаил Лавровский… И у всех свои секреты — наработанное, выстраданное, вымученное. Выспрашивать и перенимать неэтично. Приходилось наблюдать, анализировать. Почему, допустим, у Ирека Мухамедова пор–де–бра назад больше? Испытываешь на себе, отбираешь. И потихоньку начинает проясняться, для чего у них то, другое… Потом выстраиваешь свою систему. Хотелось найти возможность выше взлететь, чтобы позы были красивые, точные, техника — совершенная.
    — Барышников — ваш любимый танцовщик?
    — Да, мой кумир с детства. Он обладает той чистотой академии, которую дает ленинградская, питерская школа. Это идеал танцовщика. Я так же восхищался исполнительским уровнем Юрия Соловьева. Кто–то на Западе назвал его летающим, космическим Юрием. Театр гремел от оваций, когда он вылетал на сцену. С ним, знаменитым солистом, я тоже танцевал мальчишкой в одних спектаклях. Однажды мы уезжали в зимний лагерь, он провожал дочь, Наташку, из параллельного класса. Был в великолепном настроении, пожелал нам хорошего отдыха. А на следующий день нам сказали, что он застрелился. Для меня это был сильнейший удар. Такой мастер! Мне казалось, такие люди не умирают, не должны…
    Кстати, среди интеллигенции тогда ходили слухи, что к смерти артиста причастен КГБ.
    Природа создала Доктурбека для танца. И отметила это в фамилии: “бий” по–кыргызски — танец. Хотя сам он объясняет фамилию прозаично: его дед был бием, верховным судьей в Чуйской долине. За то и поплатился. В 1937 “кулака” и его старших сыновей репрессировали. Так и пропали на Украине. Отец Доктурбека собрал жен и детей своих сгинувших братьев и скрылся с ними в Чаеке. Потом там увидит свет будущий танцовщик. Он первым из родичей появился не в юрте, а в больнице. Потому и имя “врачебное”.
    В школе джумгальского горного захолустья и разыскала 10–летнего мальчугана комиссия Ленинградского хореографического училища. Он прошел первый в жизни отбор — суровый, ступенчатый, попал в прославленное Вагановское.
    — Почему меня выбрали? — размышляет. — Обычно в балет принимают рослых, вытянутых ребят. Я такими данными не отличался, — усмехается. — Единственное, что у меня было, — прыжок.
    И какой! Артист воспаряет и на миг зависает в воздухе.
    — Русский язык я освоил за месяц. Легко давался и французский. Но все время очень боялся, что исключат за двойки по общеобразовательным предметам. Ночами учил.
    Однажды, чтобы исправить “пару” по истории, вызубрил целый параграф — две страницы.
    — Маргарита Андреевна поняла, что я выучил наизусть. Останови она меня хоть на секунду, запутался бы. Я даже смысла не понимал. Это была моя первая “пятерка”.
    Чтобы помочь ему, педагог классического танца посоветовала нажать на спецпредметы. Вечерами он “забуривался” в балетный зал и “нажимал”. В 14 лет Доктурбек танцевал в училищном концерте фламенко из “Лауренсии” Крейна, другие серьезные вещи. В группе самых–самых представлял училище в Москве — заняли первое место, в Берлине — взяли Гран–при! По общеобразовательным закончил без троек, а по специальности — отличником.
    — У меня было желание остаться в Ленинграде. Приглашали работать в Малый театр и в группу “Хореографические миниатюры” легендарного Якобсона. Леонид Вениаминович часто повторял: придешь — буду на тебя ставить номера. Но к моему выпуску он ушел из жизни.
    Корифея в “Миниатюрах” сменил Аскольд Макаров, замечательный Спартак в балете Якобсона. И тоже приглашал кыргызстанца. Но обстоятельства призвали во Фрунзе. Здесь талантливого новичка опекал Уран Сарбагишев. Ставил для него партии в балетах “1001 ночь”, “Сказ о Манкурте”, “Бастилия”… И наконец Базиля в премьере “Дон Кихота”. Он стал ведущим танцовщиком.
    — Одареннейшая Марина Ласточкина на полголовы выше меня. И все–таки мы несколько раз танцевали вместе! — с удовольствием говорит Доктурбек. — Я старался ходить на полупальцах. “Марина, говорю, ты на пуанты не поднимайся”. Мы смеялись. Публика приняла нас очень хорошо. Марина смелая балерина. Бывало, и с высокой температурой танцевала.
    Он — тоже. И не раз. Однажды станцевал и, уже убегая, потерял сознание возле кулис. Его втянули за кулисы, приехала “скорая”… Но на Международном конкурсе балета в Душанбе “случилась вещь пострашнее”: он, уже пройдя во второй тур, частично порвал ахиллово сухожилие.
    — Ахилл для артиста балета, считай, уже все: потеря прыжка, приземления… Адские боли.
    И обида — для чего месяцами оттачивал каждое движение, сидел на жесткой диете, от волнения не спал перед конкурсом, знал: конкуренты сильные. Он нашел выход: ногу затянули бинтом, сделали обезболивающий укол, вышел на сцену. И получил серебряную медаль!
    — Потом долго хромал, чуть ли не полгода адаптировался к сцене. Но правая нога перестала быть толчковой, я все воздушные трюки делал, отталкиваясь левой.
    Увы, ему не удалось раскрыться в театре в полную силу. Спектаклей шло все меньше. Люди уходили. Балет умирал. Но он выступал, ставил танцы и преподавал, где мог. А в 1998 открыл свою хореографическую школу “Бий–данс”.
    — Помните, взрослые ушли в бизнес, дети просиживали в подвалах с видео: каратэ, драки. Нужно было увлечь их искусством. Нужно было готовить кадры для театра. И, естественно, хотелось применить свой метод, который разрабатывал пять лет. Досконально изучил анатомию. Для чего? Понимал: буду вынужден брать не только одаренных — всех детей. Ведь расходы на школу немалые.
    Тогда я видела его первый набор. Какие это танцовщики? Один ребенок неуклюж, тот косолапит, другая сутулится...
    Но Доктурбек уверенно заявил: “Через шесть лет они станут артистами балета, будем ориентироваться на мировой уровень”.
    Романтик? Слепец? Нет, профессионал. Сегодня первые выпускники школы уже танцуют в оперном. Его питомец Дима Ефремов блестяще продолжает учиться в Московской академии танца. Игорь Прокопенко вышел в финал Международного конкурса балета в Лозанне и теперь учится в хореографической школе при Венской опере.
    Но собственным детям не удалось передать любимую профессию. Погодков Кюмюшай и Атая пришлось отдать на бальные танцы. Они танцуют в паре, “на очень неплохом уровне”. Но 17–летний Атай с его данными стал бы великолепным артистом балета, сожалеет отец.
    Его первая жена, Салтанат, не хотела для сына и дочери профессиональной балетной карьеры — видела, какая каторжная эта работа!
    — Бывало я до 11 ночи из зала не выходил, готовился. Автобусы ходили редко, вот и добирался ночью пешком до нашей лачужки — мы тогда в Кок–Джаре жили.
    Однажды, уходя на работу, он замариновал мясо: вечером, накануне отъезда на конкурс, собирались с женой приготовить шашлык. Чтобы удача была. А вернулся в полночь: отрабатывал пируэты. Не съесть мясо — вдруг и правда, не повезет? Вот и сидели, “почти спя”, жевали полуобгорелый шашлык… А в пять утра самолет…
    — Артист балета не может нормально обеспечить семью. Поэтому у многих — разлад в доме. Хорошо бы зарплата соответствовала их сложнейшему труду. Не всякая супруга это выдержит…
    Недавно он вернулся с гастролей в Японии. Ежегодно артиста приглашают в Европу, Америку — его знают как исполнителя собственных вещей — сплав модерна и кыргызского фольклора — и педагога по классическому танцу. В позапрошлом году удалось поехать в Вену с женой за счет фирмы — огромного театрального комплекса “Арсенал”.
    — И мы работали: она была моим постоянным зрителем, — улыбается. — С Риммой мне легче, она обеды готовит. И интереснее. В выходные выпадала возможность побывать в Зальцбурге, послушать музыку. А после Австрии ездили в Париж на переговоры — мне предлагали поставить хореографическую миниатюру для французских артистов. Чтобы сэкономить, отправились автобусом. Чудесная поездка! Мы сидели на втором этаже — великолепный обзор. Дороги хорошие, кофе не расплескивался. Отдохнули здорово, подзаработали. Поработав там 1,5–2 месяца, можно жить целый год.
    По словам Доктурбека, Римма живет искусством и много помогает мужу.
    — Недавно, когда приезжали артисты Мариинского театра, она была организатором всех этих ужинов, покупала цветы, выбирала подарки. Мне было некогда.
    Еще бы! Ведь впервые такие гастроли организовал сам театр, без копейки от государства. Все сошло удачно. Теперь они рассчитывают только на себя.
    Некогда! Вечно некогда! Заброшены любимые малый теннис и бильярд. На не менее любимый компьютер часок–другой пока урывает: делает ролики, клипы.
    — Снимаю на любительскую камеру, перекачиваю в компьютер и накладываю звук. Сюжеты пока чисто балетные.
    Но и чтения — еще одна страсть — не забывает: мемуары генерала Макартура, трактат Макиавелли “Государь”…
    — Получаешь интереснейшие сведения, как руководить даже в маленьком балетном мире оперного театра, как вести дела с людьми… Все, все хочется охватить.
    Но пока не выходит даже подлечиться. Полтора года назад Доктурбек получил в автоаварии серьезную травму головы. Врачи требуют отрешиться от дел, лечь в клинику. Может быть, летом…
    — Если мне не придется работать в балете, займусь английским, это — мечта. И компьютером.
    Эти слова неспроста. На днях он даже написал заявление об увольнении. Новое руководство театра собирается провести аттестацию в коллективе. Министерство уже пять месяцев согласовывает. Разведка донесла: некоторые сотрудники, чувствуя, что им придется уйти из театра, ведут интриги, устраивают скандалы, пишут во все инстанции… Приходят какие–то люди, не назвав себя, требуют от главного балетмейстера ответа, почему он намерен расстаться с таким–то. Заседает театральный профком.
    — Ненормальные, ненужные заседания, где поднимают мелкие вопросы. Пустая трата времени.
    — Доктурбек, вы по натуре созидатель и борец. Неужели отдадите балет из–за мелких интриг?
    — Интриги были и будут. А люди хотят новых партий. Они любят танцевать и не бросили театр даже в худшие времена. Им надо помочь. Надо идти вперед. Поднимать балет. Нужно всегда тягаться с сильными. А не кивать, что у туркмен и вовсе нет балета. Это откат назад. Думаю, для начала надо выйти хотя бы на уровень Центральной Азии. Дальше — больше. И надо работать всем вместе. Я написал заявление не потому, что испугался. Не потому, что думал о себе — уехать за границу, зарабатывать. Нет, я тогда просто очень устал, только что уехали гастролеры. Был риск. Но мы получили прибыль. Создадим фонд балета. Будем сами ставить спектакли, делать декорации, костюмы. Ездить на гастроли. Это нужно артистам. И это — валюта.
    — Значит, заберете заявление?
    — Да, администрация его не подписала. И посоветовала не горячиться.
    — И вы согласны?
    — Согласен.
    Зоя Исматулина.
    Фото Владимира Воронина и из архива Доктурбека Бийсеева.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/13257/