Распечатать: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика РаспечататьОставить комментарий: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика Посмотреть комментарии

1 февраля 2005

СОЦИАЛКА

Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика

    Генеральный директор Национального центра онкологии, доктор медицинских наук, профессор Рысбек Абдылдаев относится к той немногочисленной когорте отечественных врачей, которым посчастливилось знавать совсем другие времена в медицине. Как всех отличников (а их среди выпускников Кыргызского медицинского института в семидесятые годы, признаться, были считанные единицы) Рысбека Алдагандаевича сразу после получения диплома врача отправили учиться дальше — в Москву. И это обстоятельство, как считает профессор, полностью изменило его судьбу, мировоззрение, отношение к работе, людям и жизни вообще.
    Например, вот уже тридцать два года (то есть с первых дней работы онкологом) Рысбек Абдылдаев практически не знает выходных, праздников и отпусков. «По-другому не умею, мои учителя работали только так», — говорит он, и нередко в здании, где находится кабинет генерального, остаются только два человека — Абдылдаев и… сторож.
    Сегодня Рысбек Алдагандаевич — гость нашей редакции.

    — Вы с таким почтением говорите о тех, кто вас учил…
    — Всегда считал и продолжаю считать, что мне очень сильно повезло: окончив институт, я оказался в знаменитом Всесоюзном онкологическом центре. Это был период расцвета советской медицины, но, самое главное, мне довелось общаться с уникальными людьми, для которых медицина была больше чем жизнь.
    В те времена онкоцентр был центром мировой науки, и возглавлял его корифей отечественной медицины, ныне покойный академик Николай Николаевич Блохин. Быть учеником этого необыкновенного человека мечтали многие, и я попал в их число. А научным руководителем у меня тоже был удивительный ученый, профессор Ю. Лорие, который свободно говорил на семи языках и имел поистине энциклопедические познания. Лорие — это известная династия врачей, его предки лечили еще царскую семью.
    Мы жили в особой атмосфере, которую передать словами просто невозможно… Тогда мы начали публиковать свои работы на Западе, бывать на международных конференциях. Докторскую диссертацию защитил в восемьдесят шестом году, и это было большое событие: тогда требования были совсем другими.
    В Москве, к слову, начал учить английский язык, получив фактически второе образование. Но никогда не думал, что через много лет эти знания так пригодятся.
    Часто вспоминаю, как на одном из научных форумов, это было задолго до прихода Михаила Горбачева, известный зарубежный ученый рассказывал о том, что американские аналитики предрекают к середине девяностых годов распад Советского Союза. Тогда это показалось фантастикой, но потом все сбылось — мир стал резко меняться, политики начали строить новую историю, а я вернулся в Кыргызстан. Не скрываю, что наше поколение очень болезненно восприняло эти перемены, ведь было разрушено все то, что казалось таким незыблемым…
    — И сегодня переживаете?
    — Переживаю. Хотя времени совершенно нет: человек, решившийся пойти в медицину, обрекает себя на нелегкий путь. Вообще отец хотел, чтобы я стал агрономом, посвятил себя сельскому хозяйству. Моя семья родом с Иссык-Куля, и родители всю жизнь работали в колхозе. Но я отца не послушал и первый раз в жизни поступил самостоятельно. Со временем понял, что не ошибся.
    Наверное, иначе быть не могло — из десятерых братьев и сестер я был самым старшим, поэтому видел, как тяжело приходилось моей матери. Она с утра до темноты трудилась на опийных плантациях, на картофельных, кукурузных полях, очень часто болела. А в селе медицина сами знаете какая, и мне всегда так хотелось ей помочь…
    — На посту генерального директора вы находитесь четыре года. Известно, что в последние несколько лет центр переживал нелегкие времена, связанные со сменой руководства и другими обстоятельствами. Сейчас все утряслось?
    — Трудно сказать, почему сложилась такая ситуация, но за все четыре года работы без проверок не обошлось практически ни одного месяца. Наш центр проверяла Служба национальной безопасности, прокуратура города и района, Счетная палата, финансовая полиция и другие серьезные ведомства. Видимо, срабатывает стереотип — раз занимаю такую должность, значит, непременно должен что-то совершить. Мол, как же так: через профессора проходит гуманитарная помощь на миллионы, и он не может не своровать. Но… Вот в прошлом году, например, народ и правительство Соединенных Штатов Америки вручили нам бесплатно лекарств на 1 миллион 400 тысяч долларов. Проводился мониторинг, как используются препараты, однако никаких замечаний нет, ведь мы держим отчет за каждый флакон.
    Однако иногда бывают периоды, когда очередная проверка не приходит, и тогда возникает странное ощущение, будто бы происходит что-то не то.
    Могу сказать, что за тридцать с лишним лет работы не получил ни одного выговора, но и наград никаких не имею. По каким-то причинам мои документы на звание заслуженного врача республики не прошли. Сейчас многие стремятся получить чин, звание, считается, что это показатель достижений. Американский институт биографии назвал меня человеком года, а я отношусь к этому критически. Мой московский коллега академик А. Воробьев, с которым мы многое прошли вместе, всегда говорил: “У врачей есть единственный критерий успеха — если к тебе идут люди, значит, ты состоялся”. Ко мне, слава Богу, идут…
    — Хотя работать сейчас, наверное, очень нелегко…
    — Да, мы много сотрудничаем с зарубежными медиками, так, из Германии, например, приезжают врачи, говорят: “У нас такое состояние медицины было, пожалуй, лет сорок тому назад”.
    Однако главная наша заслуга состоит в том, что мы сохранили эту службу. Вы, конечно, в курсе, какие мощные предприятия страны разрушились или исчезли вообще. Точно так же могла исчезнуть онкология, ведь эта важнейшая отрасль тоже вместе со всеми переживала и переживает переходный период, кризис и так далее. Главный наш капитал ныне — шестнадцать докторов наук, к слову, они все в свое время работали в Москве. Утверждаю, что сегодня в Центральной Азии такого интеллектуального потенциала не имеет никто, тут мы лидеры. Сегодня наши специалисты могут делать любые операции и другие специальные виды лечения, к нам стремится молодежь, а это о чем-то говорит.
    Это с одной стороны. С другой, меня очень беспокоит нынешнее значительное отставание в подготовке медицинских кадров. Иногда с ужасом думаю — вот уйдет наше поколение, что будет? Когда учились мы, у всех были учебники, сейчас же курс порой имеет одну-две книги на всех студентов. Да и преподаватели высшей медицинской школы раньше каждые три-пять лет обучались в центральном Институте усовершенствования врачей, сдавали экзамены, сейчас в Москву из педагогов почти никто не ездит, варимся в собственном соку. Пусть на меня нынешние преподаватели не обижаются, но сейчас иногда приходит молодой специалист к нам в центр, задаю ему элементарные вопросы, и он не может ответить… А ведь нельзя забывать о том, что медицина движется вперед семимильными шагами, стоит оторваться на один день, и ты уже отстал. Медицина — это не кладка кирпичей, где раз выучился на всю жизнь — и работай. У нас надо учиться каждый день.
    — А если говорить о техническом оснащении онкологической службы, тут мы впереди или же находимся в хвосте у всех остальных республик СНГ?
    — Увы, в хвосте. Это факт. В онкологии, известно, большое внимание уделяется радиологическим методам лечения, а нам сегодня приходится работать на оборудовании двадцатилетней давности. Взять излучатели “Кобальт-60”, их обязательно нужно менять каждые пять лет, что и делалось при Советском Союзе, сейчас же мы не имеем такой возможности, и понятно, что из-за этого фактор противоопухолевого воздействия значительно уменьшается.
    В наше время доставка радиоактивного вещества — большая проблема, поскольку существуют не только финансовые, но и международные ограничения, которые определяет МАГАТЭ, а Кыргызстан вступил в эту организацию только в прошлом году. Так что получить источники облучения не так просто, тут нужны специальные вагоны, контейнеры плюс ко всему приборы должны монтировать специалисты из Москвы, у нас же в республике таковых нет.
    Есть еще один важный момент: при этом виде терапии необходимо, чтобы лучи точно попали в нужные клетки, ошибаться ни в коем случае нельзя, и здесь тоже нужны особые приборы и “штучные”, высококвалифицированные профессионалы. Представьте себе, наши врачи вынуждены определять зону воздействия на пораженные опухолью клетки вручную, и это, поверьте, ювелирная работа.
    — Рысбек Алдагандаевич, в свое время много говорили и с гордостью писали о принятом Законе “Об онкологической помощи”. Это как-то помогает вам?
    — По сути, закон не работает — нет финансового обеспечения. Когда документ принимали, был допущен серьезный недостаток: было продекларировано, что все лечение будет бесплатным. Но о каком бесплатном лечении можно говорить, если из государственного бюджета за год мы получили на всех пациентов два с половиной миллиона сомов. Мы подсчитали, что на каждого больного можно потратить… 2—3 сома в день. Никто в мире не сможет лечить сегодня людей за такие деньги.
    На Западе государство сегодня тратит от 40 до 150 тысяч долларов в год на одного пациента. В Москве расчеты показали, что требуется хотя бы 15-16 тысяч долларов в год на одного больного. Вот и считайте…
    Возьмем всего лишь одну позицию: во времена социализма противоопухолевые препараты мы получали централизованно, и, если сравнить те цены с нынешними, то получится, что медикаменты подорожали в несколько сотен раз! Например, такой препарат, как циклофосфан, когда-то стоил четыре копейки флакон, теперь 6 долларов. Есть разница? Сейчас в мире имеются лекарства стоимостью 1300 долларов за ампулу, а их нужно ввести больному не меньше пяти. Где взять такие деньги?!
    — Получается, что спасение жизней сегодня во многом зависит от международной помощи?
    — Верно. В прошлом году мы начали лечить детей, которые больны разными формами лейкемии, при финансовой поддержке известного фонда Великобритании в крупнейшем детском онкологическом центре итальянского города Павода. Во многом этому содействовали служащие военной базы Ганси. Шестнадцать ребятишек мы отправили в Италию на операцию по пересадке костного мозга, а одна такая операция стоит баснословных денег — в среднем 150 тысяч долларов… Операции сделаны пока не всем кыргызстанцам, потому что много времени занимает период подготовки.
    В ближайшее время мы планируем открыть современную, отвечающую требованиям времени детскую самостоятельную клинику: нужно создать условия для больных детей и их родителей. Наш проект поддержан в Минздраве, международными организациями в Америке.
    Вот уже пятый год нам очень много помогают еще два человека — профессор из Германии Мартин Фридрих, он возглавляет движение помощи больным лейкемией детям в странах бывшего СССР, и директор Института детской онкологии профессор Бодэ. Они создали в Германии специальный фонд помощи детям Кыргызстана. Их огромная работа отмечена даже правительственными наградами Германии.
    Немецкие врачи адаптировали с учетом наших экономических реалий международный протокол лечения лейкемии у детей. Этот тяжелый недуг можно лечить за 10 тысяч евро в год и получить выздоровление детей на 70 процентов. Но можно лечить за 60 тысяч евро, и выздоровление гарантировано уже на 85 процентов. Вот эти 15 процентов делают лечение дороже во много крат. Благодаря тому, что онкологи из Германии сумели обеспечить деньгами этот протокол, 70 процентов наших больных сегодня выздоравливают. А ведь семь-восемь лет назад показатели были нулевые, то есть мы теряли детей одного за другим буквально в течение года.
    И тут хотелось бы сказать о том, как сильно осложняет эти просто колоссальные усилия непонимание чиновников. Последний пример: не так давно в наш институт поступило из Германии 480 граммов ценнейшего препарата, он стоит несколько тысяч евро. Чтобы его получить, нужно было оформить 16-18 разрешительных документов. Представляете, сколько надо пройти кабинетов! Порой нужного чиновника приходится ждать часами.
    То же самое происходит и на таможне — стоит чуть задержать оформление бумаг, тут же встает вопрос о штрафе. Выходит, что у нас в стране для тяжело больных детей существуют такие же жесткие правила, как и для предпринимателей. Мне кажется, этот момент будущие депутаты нового парламента должны продумать очень серьезно…
    Вообще, когда начиналось это благородное движение помощи, была договоренность, что первые годы Германия будет полностью обеспечивать финансирование международного протокола, но постепенно средства будут выделяться из нашего государственного бюджета. А все происходит с точностью до наоборот.
    — Вы пытались бороться с этим, мягко говоря, недопониманием?
    — Разумеется. Но получается, что эту проблему люди, работающие в другой сфере, начинают понимать только тогда, когда кто-то заболевает из близких. Хотя во всем мире к этой проблеме относятся иначе, тем более что сегодня каждый третий-четвертый подвержен злокачественным образованиям в разных формах.
    Понимание есть: вот президент еще в 2000 году подписал указ об открытии филиала центра в городе Оше. Дано поручение правительству и Министерству финансов претворить указ в жизнь, но пока этот вопрос никак не решается: Министерство финансов его просто-напросто игнорирует. На экономические и прочие проекты деньги почему-то находятся, но здоровье не менее важно.
    В последнее время часто ставят в пример Японию, которая имеет низкие показатели по онкологическим болезням. Да, но там первичная диагностика рака поставлена на государственный уровень. И это должно быть в порядке вещей, а мы вот уже сколько времени не можем открыть филиал на юге, где он так необходим…
    — Несколько недель назад в прессе прошла информация о том, что у вас в институте больные одного из отделений находятся в очень тяжелых условиях…
    — Да, в сообщении информагентства “АКИpress” идет речь о хосписе, но в Национальном центре онкологии хосписа нет. Это не предусмотрено уставом центра. У нас есть отделение паллиативного лечения и реабилитации, где находятся пациенты после операций и очень тяжелые больные. Основал это отделение профессор Алексей Ильич Саенко, и оно ничем не отличается от наших остальных тринадцати отделений, так что ни в коем случае нельзя отождествлять его с хосписом. В информации агентства речь идет о том, что отделение находится в катастрофическом положении и здесь не проводится ремонт, но недавно Швейцарское координационное бюро выделило нам 5800 долларов, и все эти деньги были потрачены на ремонт именно в этом отделении. К слову, проверка Счетной палаты подтвердила, что помощь была использована по назначению.
    Вообще движение хосписов я поддерживаю. Во многих странах такие структуры успешно работают, но они должны находиться под эгидой Министерства труда и социальной защиты, потому что здесь должно быть задействовано много специалистов — социальные работники, юристы и, конечно, медики. И потом, по статистике, онкологических больных в подобных заведениях находится не более 5-10 процентов, поэтому во всем СНГ нет хосписов, которые были бы организованы на базе онкоцентров или институтов.
    — Слушаю вас и все больше убеждаюсь в том, что многие проблемы нашего общества, связанные со здоровьем людей, не только медицинские…
    — Знаете, когда-то я очень резко выступал против ядерных испытаний в Семипалатинске и Лоб-Норе. Сейчас мы уже точно знаем, что эти испытания существенно изменили эпидемиологию рака у детей в Кыргызстане. В 60-70 годах ученые писали в научных статьях, что белокровие у кыргызов не встречается. Как мы ошибались в то время! В высоких кабинетах мне тогда открыто говорили: “Что ты лезешь в политику, не медицинское это дело”. То же самое мне пытались внушить, когда задолго до трагедии в Барскауне мы поднимали вопрос по использованию цианидов на руднике Кумтор. Но ведь медицина — та же политика, финансы — тоже политика, да и вся наша жизнь — политика.
    Смотрите, в Кыргызстане в последние годы увеличивается число больных раком печени. Этиологический фактор этой болезни — вирус гепатита. У нас сами знаете, что творится: на базарах — антисанитария, а многие сельские жители до сих пор пьют воду из грязных арыков. Отсюда и много переболевших гепатитом. Или возьмем рак легких, этиология которого во многом зависит от курения. Но на каждом перекрестке в городе — огромные щиты с рекламой табака, где крохотными буковками написано, что Минздрав предупреждает. Разве это не политика?
    К слову, Всемирная организация здравоохранения опубликовала очень интересное исследование. В нем речь идет о том, что, если люди живут в стране, которая переживает экономический кризис семь и более лет, то подавляющее количество жителей ее подвержено многим тяжелым болезням. Кыргызстан, выходит, прожил в таких кризисных условиях уже два срока…
    — То есть ваши прогнозы совсем неутешительны?
    — Так случилось, что в Италии одного ребенка мы потеряли — у него была очень тяжелая форма лейкемии. Итальянские врачи, в том числе один профессор, сопровождали тело ребенка от Паводы до Алая. Итальянцы побывали в далеком горном селе, где родился ребенок, и были потрясены чистотой и добротой местных сельчан. Когда они возвращались домой, плакали.
    Я уверен в том, что возрождение страны начнется не в “Белом доме”, а в глубинке, где берут начало чистые воды, где растут эдельвейсы, где живут совсем другие люди.
    Елена Скородумова.
    Фото автора.

    


Адрес материала: //msn.kg/ru/news/9285/


Распечатать: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика РаспечататьОставить комментарий: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Рысбек Абдылдаев: Медицина — это тоже политика Посмотреть комментарии

Оставить комментарий

* Ваше имя:

Ваш e-mail:

* Сообщение:

* - Обязательное поле

Наши контакты:

E-mail: city@msn.kg

USD 69.8499

EUR 77.8652

RUB   1.0683

Яндекс.Метрика

MSN.KG Все права защищены • При размещении статей прямая ссылка на сайт обязательна 

Engineered by Tsymbalov • Powered by WebCore Engine 4.2 • ToT Technologies • 2007