Дымим и дымами уходим

    Картошка, наверное, единственная вещь, завезенная из-за границы, на вредность которой не сетуют врачи. Да и то...

    Кофе - вреден, чай - вреден, компьютер - вреден. Куда ни кинь - везде клин. Увлеченному человеку, отдающему делу всего себя без остатка, в сегодняшних буднях просто места нет. Увлечешься чем-нибудь, выпьешь ведро кофе, чая... и сердце тук, тук, тук-тук-тук и перестало отстукивать время.

    В мире не осталось вещей, доставляющих удовольствие, которые не были бы вредны.

    О курении, о его вредности уже все от мала до велика говорить устали. Ребенок только из коляски, а ему - "курить вредно", он в детский сад, а ему - "курить вредно", он шасть в школу, в университет, а ему - "курить вредно".

    И чем больше говорят, тем больше и разнообразнее, как говорится, табачная продукция. Минздрав предупреждает, да кто его читает и слушает. Все же экстремалы. Зато соберешь две, три, четыре пачки от отравы-заразы и... приз получишь. Были совершенно потрясающие случаи. Владимир Маяковский, например, сочинил призыв-рекламу "Курить бросим, яд в папиросе!" даже не вынимая ее, проклятую, изо рта. А шлягер, кажется, Модеста Табачникова "Давай, закурим", который неустанно исполняла Клавдия Шульженко?!

    Еще на заре человечество получило максиму "Запретный плод сладок!". Если его запрещать, то ой как хочется, а если не обращать внимания, то, может, и пронесет. Это подобно тому, когда ребенок с улицы приносит непристойности и ждет, что взрослые ему запретят их произносить, а те с наивным видом по поводу и без повода четко их произносят.

    Любые сравнения, любые ссылки на себя ущербны, но тем не менее попробую использовать личный опыт в рассуждениях о курении.

    Родился и жил я в благополучной семье, в которой не курили. Но... у семи нянек...

    Покуривать начал во втором классе. Когда поймали меня взрослые, взяли страшную клятву, что никогда, ни под каким видом и пр. и пр. И до десятого класса ни-ни. А здесь друзья-товарищи задымили.

    А я некурящий среди рискующих сотоварищей (то были времена, когда в школе курение преследовалось). Да и запах от курящих дурной. Закурил и я.

    А сама окружающая атмосфера - кинофильмы и спектакли - как бы опровергали грозные филиппики против курения. Если мужественный разведчик думал, то в табачном дыму, если выполнял задание Родины, рисковал жизнью, то окутанный табачным дымом. Да и сами папиросы-сигареты имели привлекательно-завлекательные названия: "Казбек", "Памир", "Дымок", "Тройка" и пр., а позже - от болгарских "Пчелки" и "Стюардессы" до американских "Кент", "Кэмел" и многого другого.

    Пошел учиться на гуманитария, смотрю кино, а там патриарх литературы стоит на берегу Дона и курит-курит, бросил окурок в реку и... следующий кадр - пишет он, строчит роман за романом. Понял я тогда по молодости, что без сигареты-папиросы и строчки стоящей написать нельзя.

    Сигарету в зубы и за лист бумаги, а дым глаза слепит, они слезятся, а я, преодолевая это все, пытаюсь творить. Так было достаточно долго. Классиком не стал, но убежденность "без сигареты - ни строчки" стала своеобразным девизом. И когда женился, единственное условие поставил: "Кому не нравится, когда я курю, - выходит на лестничную клетку".

    Позже подсчитал, что за тридцать лет выкурил я двадцать тысяч сигарет (в среднем две пачки за три дня).

    Подсчитал и ужаснулся. Какая-то не маленькая табачная фабрика работала только на меня.

    Одновременно, почти как в театре, съел рыбки жареной, отравился, почти бездыханный почти неделю с друзьями-товарищами прощался, пока одна добрая душа не принесла черносмородинного варенья, съел я столовую ложку, встал, отряхнулся, а курить не хочется. И сделал я вывод. Что отказаться от курения легко, как говорил Марк Твен, иронизируя по поводу того, что он много-много раз отказывался.

    Первое. Нельзя романтизировать сигарету ни названием, ни придавая ей силу магического ключа, открывающего дверцу в творчество, в мужественность, в ...

    Второе. Нельзя запрещать, так как мы знаем отношение к запретному плоду.

    Третье. Плохо наказывать себе или другому и бросить курить. В этом есть какая-то безысходность.

    Я нашел фразу: "Я прекратил курить".

    Она в себе несла "временность состояния" и тайную мысль: "Как прекратил, так и начну".

    Уверен, человек прекращает что-то делать, исчерпав свой лимит. Так и с курением.

    Если хотим сократить число курящих, следует сделать курение немодным. Все остальные запреты придают ему сладость.

    Помню в печати проскочила заметка о том, что в Англии в антиникотиновой кампании задействовали плакат: "Сигарета, как столб, к которому привязан баран". Как было подсчитано позже, такая антикурительная реклама, как ни странно, повысила количество курящих: "Мы для вас бараны, ну и ладно! А нам хорошо!"

    Как только начинаются разговоры о том, что исключающим себя из списков курильщиков нужна сила воли, все претенденты ощущают в себе слабость. Как только требуются усилия, сформулированные и произнесенные, мы тем самым романтизируем как процесс курения, так и отказа от него. "Если это так невыносимо трудно, пусть все останется как есть". Поэтому надо меньше говорить, метафоризируя и создавая страшилки.

    Подчеркиваться должен неприятный запах изо рта и вонь (именно вонь от ног) у курильщиков, плохое пищеварение, кашель по утрам и вечерам, сплев желтой слюны и прочие противные физиологические отправления.

    Только это все должно подаваться дозированно. Если мы говорим, что через 20 лет будет плохой цвет лица, тем самым героизируем курение - аж через 20 лет. За это время или ишак или падишах умрет.

    Поэтому не надо бороться с курением. Борьба предполагает силу и мужество, а если они есть у курильщика, зачем же от них отказываться?!

    Надо просто заводить другую моду, формируя другие символы и приоритеты. Тогда и будет чистое небо и легкие, которыми можно дышать полной грудью.

    Александр КАЦЕВ, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой "Международная журналисти

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/23612/