Аскар Турумбеков: Успеваю соскучиться по работе

    Ваятель не повторил слепо природу, но смелые, скупые линии с изумительной точностью передали живую плоть под тканью платья. Этот бронзовый женский торс без рук, с условной головой, казался теплым, упругим, трепетал каждой жилочкой.
    Таких его работ широкая публика еще не знала. Да и вся та выставка была неожиданной, объединила в одно творческие миры семьи Турумбековых — родителей, детей, невестки, внучки. Тонкие, с настроением акварели, хорошая живопись. Почти все они — живописцы и графики. Мама и средний сын — прикладники. А скульптор — единственный, Аскар, мой собеседник.
    Пошел этот род творцов от отца, Асанбека Турумбекова — графика, живописца, долго работавшего в сатирическом журнале “Чалкан”. А какие свежие, сочные акварели оставил он в наследство! Трудно забыть его ленинградскую серию: сумерки, мокрый асфальт, отражение огней в лужах… Он умер в 1987.
    — Карандаши и краски у нас были всегда под рукой, — возвращает Аскар те райские дни. — Ведь отец работал и дома, и ночами. Случалось, мы, дети, рисовали на каких–то его эскизах, — засмеялся тихо. Его негромкий смех — спутник нашей беседы — удивительно богат оттенками: выражает радость, грусть, гордость, извиняется…
    — Целенаправленно отец нас не обучал, мы больше сами рисовали, глядя, как он все время работает. Он не был против, но и не хотел особо, чтобы мы становились художниками. Потому что это очень трудно. И как я его сейчас понимаю, потому что оплата труда у нас нестабильная, от случая к случаю…
    Первое признание профессионала Аскар получил лет в 12–13, от отца. На каникулах в селе у родных он вылепил из глины мужскую голову.
    — В кепке, с усиками. Кинул в костер, прямо в угли, обжег. Когда привез домой, отцу эта вещь очень понравилась, очень. И он положил ее в сервант… А когда я поступил в художественное училище, сломал ту работу, думал не то.
    — Кажется, теперь жалеете?
    — И сам жалею, и отец потом долго обижался: “Зачем ты сломал, такая хорошая работа была”…
    — Аскар, ваши обобщенные, абстрактные композиции — живые, в них полет, вдохновение. А что вам ближе, эти “обобщения” или реалистичные работы, где каждая деталька пролеплена?
    — Ближе абстрактные, те, что мы называем творческими работами, с которыми можно выходить на выставки. Портретные мне тоже интересны, но все–таки они больше для заработка, — он смягчает свое признание смущенной улыбкой.
    Красоту и выразительность “неконкретной” скульптуры по–настоящему он открыл для себя в Москве студентом Суриковского института. Хотя искать пытался и прежде: его интересовали приемы авторов, которые отталкивались от африканского искусства и в свое время произвели революцию в европейской живописи и скульптуре.
    — В советские времена произведения западных художников были не так доступны, но в журналах, книжках я встречал несколько работ Генри Мура. Мне очень понравился его подход, неконсервативность.
    А потом — какое откровение! — Пушкинский музей устроил экспозицию произведений английского кудесника. “И пошла волна выставок уже известных в мире западных мастеров с передовыми взглядами на творчество”.
    — К выпускному курсу вы новое для себя “переварили”. Это отразилось на стиле?
    — Стиль академической школы все–таки требует добротной станковой реалистической скульптуры. Мне посчастливилось учиться в мастерской замечательного педагога Павла Ивановича Бондаренко. Он был одним из авторов памятника Гагарину в Москве. К сожалению, учитель умер, когда мы заканчивали четвертый курс, перед дипломом. Вместо академических композиций мы приносили ему какие–то абстрактные. Он никогда не бил нас по рукам, но давал понять, что этим нужно переболеть.
    — Судя по монументу — первый космонавт изображен человеком–ракетой — профессор и сам был не таким уж ярым “академиком”…
    — Да, пожалуй.
    Одну за другой он ставит на стол пластические миниатюры по кыргызским мотивам — “Девочка на камне”, “Охотник”, старик, сидящий в раздумье.
    — Разные сами по себе, они составили единое целое — “сюиту” три возраста человека, — объясняет.
    Несмотря на то, что и здесь “обобщение” видно невооруженным глазом, вузовские приверженцы реализма оценили триптих на “отлично”. Возможно, учли, что кыргызскому национальному творчеству не чужда абстракция.
    Последняя крупная работа ваятеля — памятник на могиле актера Болота Бейшеналиева.
    — Вы были знакомы?
    — Да, я его помню с детства, они общались с отцом. После смерти отца мы с братом Каныбеком встретили актера на улице. Он расспросил нас о семье. Я запомнил его походку, высокий рост, длинные волосы, тогда уже седые.
    Памятник он делал по фотографиям, которые во множестве пре-
    доставила Турсун–эже, вдова “звезды”. Но с натуры работать легче.
    — Сразу виден объем, характер человека точнее можно уловить. Да и качество снимков бывает не очень хорошее, и запечатлевает фото какой–то один момент, иногда даже не передает характер.
    Известно: у художников бывают предпочтения — кто–то любит работать в бронзе, кто–то в мраморе или дереве.
    — Аскар, а какой материал вас больше вдохновляет?
    — Так нельзя сказать, сама композиция диктует выбор материала, более выгодного для нее.
    — Ваш поразительный “Ловец ветра” — из металла…
    — Да, но не литой, я вырезал его из толстого листа меди, ковал, чтобы выявить материал, где–то оставлял полированные части. Мне хотелось испробовать нетрадиционный подход к металлу. Из плоского листа сделать объемную вещь, которая организует пространство вокруг себя. И в то же время минимум деталей — скупыми средствами она говорит о чем–то большом.
    — Чье название?
    — Мое, но оно пришло уже после того, как я изготовил скульптуру.
    — Пластика подсказала?
    — Да.
    — В том же духе ничего больше не делаете?
    — Пока нет, но несколько вариантов в голове крутятся. Эта будет, возможно, совсем другое. Может быть, возьму комбинированный материал, скажем, медь с алюминием, немножко других оттенков.
    Он подбирает металл и по цвету, и по пластичности. Эта женская текучая, овальная фигура яркая, как золото.
    — Здесь такая фактура кованая. Просто матовой или темной она тоже будет неплохо смотреться, но играет роль отражение цвета, и при обходе вокруг она получается мерцающая.
    Его вдохновляют Микеланджело и Роден, Модильяни, Мур и Ханс Арп… Он не пытается вогнать себя в рамки одного направления.
    — Мне интересно пробовать разные направления. И кажется, что могу справиться и с тем, и с другим, и с третьим…
    — Из чего рождается скульптура?
    — Из чего угодно: пятно на стене может натолкнуть на мысль — что–то напоминают контуры, или комок глины, лежащей на дороге…
    — Сейчас над чем работаете?
    — В основном малая пластика, из бронзы.
    Литейщиков осталось мало, качество литья и самой бронзы уже не то, что прежде: “Качество сплава не совсем соответствует требованиям, он жесткий получается, хрупкий”.
     — Если бы я уже зарабатывал на семейный бюджет, чтобы хватало и на хлеб, и на бытовые нужды, я занялся бы творчеством.
    — Сейчас более–менее хватает, чтобы прокормить семью?
    — Более–менее хватает. Жить легче стало. Есть работа в Славянском университете, на архитектурном факультете, произведения покупают, уже наработал имя. А когда преподавал в академии художеств, где, кстати, закончил аспирантуру, половина крохотной зарплаты уходила на проезд.
    Как бы ни было трудно, творчество он не бросил. Как и стройная Нюргуяна, жена, облик которой он “неосознанно” воплотил в скульптуре, стоящей на столе в мастерской. С прелестной якутяночкой Нюргуяной Иннокентьевой Аскар познакомился в собственной альма–матер: она закончила “Суриковку” как живописец. И сейчас преподает в художественном училище.
    — Жене трудно, у нас двое детей — младшей полтора годика, готовка, уборка… Я стараюсь ей помочь, чтобы хватало времени на творчество.
    Они успевают и поговорить об искусстве, и обсудить новые работы друг друга.
    Их старшая дочка, 11–летняя Туяра, тоже рисует, участвовала в той самой, семейной выставке.
    — У нее есть свой взгляд, цвета интересные находит. Но мы ей ничего не навязываем, пусть рисует, когда сама захочет.
    — А вы живописью не занимаетесь?
    — Раньше акварелью писал, тянет к живописи и графике, и сейчас пишу. Но не для публики, для себя.
    — Почему не для публики?
    — Потихоньку делаю, потом, если наберусь смелости, можно выставить.
    Чему он посвящает свободное время?
    — В свободное от одной скульптуры время занимаюсь другой скульптурой, — улыбается.
    А хобби — фотография. Особенно нравится черно–белая.
    — Раньше я сам проявлял пленку и печатал снимки. Сейчас нет реактивов для проявки. Снимаю на цвет только свои скульптуры.
    — А что снимали на черно–белую пленку?
    — Деревья, даже одни и те же карагачи, тополя, только в разных состояниях — при ветре, в покое, в дождь, снег, солнце… Иногда они напоминают скульптуру.
    — Аскар, вы человек замкнутый?
    — Нет, скорее молчаливый.
    — Дома только жена разговаривает?
    — Нет, Нюргуяна тоже молчаливая.
    Но молчун все же осмелился в институте подойти к девушке и спросить, как ее зовут. А молчунья ответила!
    — Друзья смеются: вы, наверное, и ругаетесь молча.
     Но он так и не припомнил, когда же они ругались.
     — Беседуя со мной, вы до дна исчерпали однодневный свой разговорный ресурс? С домашними хотя бы поздороваетесь?
     — Если хватит сил, — смеется.
     Так вот почему ему так удаются лаконичные, скупые на детали изваяния — они выражают его натуру!
     — Как переводится имя вашей жены?
     — “Подснежник”. А Туяра — “счастливая”. Перед рождением первенца мы договорились: если будет мальчик, назовем по–кыргызски, если девочка — по–якутски. А малышку Айдана зовут, это имя есть во многих тюркских языках.
     Он в якутском не силен, знает лишь несколько слов, зато его “половинка” разговаривает по–кыргызски.
    — Чего вы ждете от будущего?
    — Что смогу больше времени уделять творческим работам. Когда долго занимаешься чем–то другим, успеваешь соскучиться по работе.
    — Долго — это сколько?
    — Бывает заказ — портрет–бюст — месяца два занимает, творчеству отдаешься урывками. А целый день, полностью, редко ему посвящаешь. Вот и успеваешь соскучиться…
    Зоя Исматулина.
    Фото Владимира Воронина.

Адрес материала: //msn.kg/ru/news/12363/