Распечатать: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение РаспечататьОставить комментарий: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение Посмотреть комментарии

2 декабря 2005

КАРЬЕРА

Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение

    ДжамилЯ склонилась над обрывом и в ужасе попятилась: “Нет…нет… не могу…”. Потом вновь подошла к краю, помедлила и, услышав: “Смерть Сфинкс, дубль один!”, — прыгнула с кручи вниз головой. Ее тело кубарем катилось по откосу — ударяясь, отскакивая — казалось, бесконечно долго! И распласталось на дне…
    Шевельнулась. Слава Богу, жива! Встает. И вслед за операторским “Снято!” — неумолимый голос режиссера Овлякули Ходжакули: “Дубль два!”.
    И снова она замерла над обрывом…
    — Джамиля, как вы не боитесь высоты? — спросила я ее потом.
    — Очень боюсь. На чертовом колесе единственный раз каталась, больше меня не затащишь.
    В тот съемочный день она, одна в двух ролях — чудовищной Сфинкс и трагической фиванской царицы Иокасты, — прошла буквально огонь и воду. Сколько нужно было просидеть — дубль за дублем — в теплой жижице зацветшего прудика с головастиками, чтобы в плывущий зноем августовский полдень у нее зуб на зуб не попадал! А потом — к новой “Голгофе” — вверх по раскаленному песку косогора босиком, от шеи до пяток — по роли — в обжигающем “скафандре” из грязи, точно так в глиняной корке жарят рябчиков на костре.
    Она терпела. Изредка тихо роптала, но каждую минуту была готова работать. Шли съемки фильма–спектакля “Царь Эдип” по Софоклу— Сенеке.
    Критики на кинофестивалях в Москве и Анапе отмечали “великолепных актеров” — Джамилю и туркмена Анна Меле, — их красоту и “монументальную игру”.
    — Творчество спасает меня от всех жизненных проблем, от негатива, — улыбается Джамиля Сыдыкбаева, актриса Кирдрамы, заслуженная артистка КР.
    Искусство сопутствовало ей всегда. Отец, партийный работник, потом журналист, сочинял стихи, написал детскую книжку скороговорок и загадок. Потом Джамиля возьмет ее с собой в ГИТИС как пособие для отработки сценической речи, желтенький томик пойдет по рукам и затеряется.
    В их щедром, хлебосольном доме не переводились гости, звучала музыка, шли разговоры об искусстве. Ведь среди его жрецов были дядя — театральный художник, его жена тетя Лара — пианистка из Москвы, родственник — директор Кирдрамтеатра. Подрастала сестренка–балеринка.
    — Театр — это была сказка! — в ярких глазах собеседницы словно отсвет софитов. — Премьеры, экзамены сестренки в хореографическом, спектакли, в которых она танцевала, я ничего не пропускала, мы с ней ходили на все балеты — с первым, вторым, третьим составом…
    А еще была “шикарная” библиотека дяди и тети, где ночи напролет она читала книги по изобразительному искусству, истории костюма, музыке. И походы с дядей на этюды. Джамиля станет художником–модельером, шутил папа. Ведь дочка класса со второго начала шить–вязать по примеру тети Лары. Особенно ей нравилось “колдовать” над новогодними костюмами принцесс, мушкетеров.
    — Умение шить пригодилось после перестройки. Это дает возможность зарабатывать деньги.
    — Дает? И сейчас?
    — Да. Какое–то время я шила по заказам.
    Сам процесс ее тяготит. Но детские карнавальные одежки она творит вдохновенно: это близко к театру.
    — Иногда с костюмом надо поспеть к сроку, а у тебя непредвиденные съемки или спектакль. Но сутки ведь не растянешь, вот и шьешь всю ночь.
    Она была девчонкой, когда появились легендарные “Алые паруса”, “Человек–амфибия”, картины с Быстрицкой, Извицкой, Гурченко.
    — Потрясающие фильмы, такие добрые. Они пробуждали в человеке лучшие чувства.
    Их создатели ей мнились существами неземными. А мир кино — недоступной грезой. Когда она училась в 8 классе, в школу пришли с киностудии и пригласили ее на фотопробу. До съемок дело не дошло, зато Джамиля поняла: у нее тоже есть шанс.
    Правда, сначала было слово. На английском: она поступила на инфак, в университет. Но однажды первокурсница–отличница увидела объявление и обмерла: набирают студентов в московский театральный институт! Неужто судьба улыбнулась?
    Вокруг Дома актера кипели толпы жаждущих стать лицедеями. У нее подкосились ноги, когда она увидела членов комиссии: Кыдыкеева, Куюкова, Муратбек Рыскулов — кумиры, которых она ходила смотреть в театр, все устремили взоры на нее! Однако держалась, дошла до стихотворения “Смерть пионерки”.
    — Но когда героиню по тексту начали убивать, голос задрожал, хлынули слезы! — смеется актриса. — Сказалось нервное напряжение.
    В конце дня в списке прошедших во второй тур она себя не нашла. Но ведь был же интерес в глазах экзаменаторов, уловила же с замиранием сердца слова ректора ГИТИСа “Ее можно будет снимать в кино…”. И нет в списке? Тут же выяснилось: она прошла сразу в третий тур, минуя второй!
    Уезжая к мечте, прорыдала всю дорогу: детей в семье было шестеро, но к каждому родители относились как к единственному, ненаглядному.
    Своими педагогами Джамиля считает не только мастеров института, но всех актеров московских театров, которых пересмотрела в спектаклях за пять лет учения. По контрамаркам и без, сидя на ступеньках.
    — Председателем экзаменационной комиссии была знаменитая Ангелина Степанова. Ее подпись стоит в наших дипломах. Спектакль–легенду “Милый лжец”, где она играла, ставил Иосиф Моисеевич Раевский, руководитель нашего курса, народный артист СССР, ученик и соратник Станиславского. Недавно в передаче “Серебряный шар” он мелькнул в кадрах репетиции со Степановой и Кторовым, — взволнованно говорит Джамиля.
    Их курс составил костяк труппы Ошского драмтеатра. А дипломные спектакли вошли в его репертуар. Она вслух размышляет о партнерах, ролях, о жизни.
    — Можно пере–бороть себя, бросить театр, заняться шитьем и материально зажить хорошо. В институте нам говорили: в театр идут не работать, а служить. Искусству. Наш великий поэт Алыкул Осмонов писал, что в голоде и жажде он попросит не хлеба и воды: “в самую трудную минуту дай мне пол–ложечки музыки…”. Это философия творческого человека.
    Когда учились, мечтала о Дездемоне, Офелии, Лауренсии из “Фуэнте Овехуна”, Флореле из “Учителя танцев” Лопе де Вега…
    — Все роли прошли мимо, — жестко, сухо отчеканила. И вдруг засмеялась. Чтобы не заплакать?
    — Я люблю роли, где нужно танцевать. Танец — моя страсть. Вернись все назад, я бы стала танцовщицей. Танец — спасение, на месяц, два дает мне внутренний заряд. Выбрасываются отрицательные эмоции. Словно крылья вырастают! Вообще театр, искусство поднимают над бытом, помогают преодолевать трудности.
    — Роли–мечты не сбылись, но любимые роли есть?
    — Их мно–о–го было, — тихо, ласково смеется. — Одна из любимейших — Баси в спектакле “Ночь предопределения” Мырзы Гапарова в постановке Искена Рыскулова. Она оставила в душе неизгладимый след. Когда ее играла, было ощущение, что я летаю. И после спектакля ощущала физически: у меня крылья. И я не ходила, а будто плыла над землей. Люблю Жамал из “Живой воды” Адылбека Дыйканбаева. Образ этот — и лирический, и драматичный — многогранный, помог в моем становлении как актрисы. В “Я вижу солнце” Нодара Думбадзе в постановке Мелиса Шаршенбаева я исполняю роль слепой девочки Хати. Слепая физически, она обладает острым внутренним зрением, ощущает все. Потрясающая вещь. Люблю леди Анну в “Ричарде III” Шекспира.
    — Джамиля, вы рассказываете и будто погружаетесь в образ . Он долго не отпускает после спектакля?
    — Ты со шлейфом этих эмоций приходишь домой. Когда играешь роль, которая тебя встряхивает, живешь под впечатлением несколько дней. Это и дает тебе крылья, — улыбается.
    Смысл жизни — дочка Булана, близкие — братья, сестры, родственники. Сводные брат и сестра Буланы — тоже часть ее жизни.
    Ей хотелось бы сыграть Шекспира, Гольдони, Мольера, А.Островского, Чехова.
    — Хоть роль второго плана сегодня — удача. К сожалению, русская классика давно у нас не ставится. А ведь как актуальны сейчас “Три сестры”, “Дядя Ваня”, “На дне”… В последние годы мне стало везти в кино. Порой шучу: на старости лет меня начали активнее снимать.
    На следующей неделе начнется повтор сериала Мурата Мамбетова по повести Женишкуль Озбековой “Апамдын махабаты”, где Джамиля в главной роли.
    — Он о судьбе Сейиль, которую накануне свадьбы похищает другой. После смерти мужа, когда выросли дети, она вновь встречает свою первую любовь. Недавно сыграла в четырехсерийном фильме о молодых, о СПИДе, наркомании — “Жизнь впереди”.
    — Очень уж оптимистическое название для такой тематики.
    — У моей любимой героини Хати есть фраза: “Разве плохо жить надеждой?”. Это где–то мое кредо. В прошлом году повезло, я сыграла в фильме–спектакле “Эдип”. Была прекрасная команда, потрясающий партнер. Сказочная работа, накаленная, насыщенная. Тяжелая по физическим условиям. Считаю, каждая работа — везение.
    В кино она упускала шансы со студенчества. Однажды Т.Океев прислал ей в Москву телеграмму, приглашал сниматься. Она вызов даже педагогам не показала, ведь сессия на носу!
    — А оказалось, пол–ГИТИСа снималось: Остроумова, Старыгин, девочки из “А зори здесь тихие…”. Потом Океев упрекнул: “Зря не приехала!”.
    По разным, до обидного смешным причинам сорвались съемки на “Таджикфильме” у Г.Базарова в “Каныбеке”…
    — У меня бывают вещие сны, — говорит Джамиля. — Я научилась отгонять плохой сон или просыпаться. В 1992 году, через месяц после смерти мужа, мне приснился удивительный цветной сон. Его расшифровывали так: грядет событие, которое перевернет мне жизнь. Через неделю мне предложили фотопробу в голливудском фильме “Чингисхан”. Надежды не было никакой: после тяжелой утраты я — худая, в шоке, зачуханная. Мне бы хоть в эпизоде сняться, говорили, деньги большие будут.
    Потом предложили сделать кинопробу с текстом на английском.
    — За день выучите?
    — За час выучу.
    С ней полчаса побеседовал режиссер. И она получила одну из трех главных женских ролей Коачин, мачехи Чингисхана.
    Она романтик, любит “цветы, природу, все красивое”.
    — Оторвешься ночью от шитья, выйдешь на балкон — звезды! Некогда мечтать, только когда в маршрутке едешь. А все равно хорошо: что живешь, что живой.
    — Джамиля, меня всегда поражает, до чего у актеров живые глаза и другие, чем у всех, молодые лица.
    — У нас сложная психологическая жизнь, из собственной материи, из живого — сердца, души выкраиваем образ. Должны бы истощиться. Но нет. Волшебство сцены дает силы. Выйдешь играть больная, и после первых же слов забываешь о хвори. Исцеляешься.
    Она вспоминает фразу из спектакля Мырзы Гапарова “Соленый остров”: “Судьба — это режиссер”.
    — Да, для актера судьба — это драматургия и режиссер. Но на сегодняшний день финансы играют наипервейшую роль, спонсоры. Но не каждый умеет найти спонсора. Я не умею.
    Она надеется на новое руководство страны: уже реанимировано Министерство культуры. Министр обещал, что будет добиваться финансирования, возобновятся гастроли.
    — Раньше, если спектакль понравится, зрители ехали за нами из села в село. Надо давать людям духовную пищу. Ведь даже на сенокос в горы, где работали сто человек, мы ездили, выступали. Театр помогал воспитывать, закладывал духовность. Но многие годы труппы не гастролируют. Народ оторван, он забыл, что существует такой театр. Надеемся поднять культуру. Но есть и опасения: ведь бумагу написать легче, чем реализовать написанное…
    Зоя Исматулина.
    Фото из архива актрисы.

    


Адрес материала: //msn.kg/ru/news/12175/


Распечатать: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение РаспечататьОставить комментарий: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение Оставить комментарий

Посмотреть комментарии: Джамиля Сыдыкбаева: Творчество — мое спасение Посмотреть комментарии

Оставить комментарий

* Ваше имя:

Ваш e-mail:

* Сообщение:

* - Обязательное поле

ПОГОДА В БИШКЕКЕ
ССЫЛКИ

ЛЕНТА НОВОСТЕЙ
ДИСКУССИИ

Наши контакты:

E-mail: city@msn.kg

USD 69.8499

EUR 77.8652

RUB   1.0683

Яндекс.Метрика

MSN.KG Все права защищены • При размещении статей прямая ссылка на сайт обязательна 

Engineered by Tsymbalov • Powered by WebCore Engine 4.2 • ToT Technologies • 2007